Ковчег огня - Хлоя Пэйлов Страница 103

— Он полагал, что сможет ходить по воде, — тихо проговорила Эди, приближаясь к нему. — Господи, как же он ошибался!

— Шум умолк. По крайней мере, на какое-то время. Быть может, сейчас наконец будут услышаны голоса терпимости и сострадания.

— Или, выражаясь иначе, неисповедимы пути Господни.

— Мм, — рассеянно пробормотал Кэдмон, не в силах разглядеть руку Господа в недавних кровавых событиях.

После того как грузовик сорвался в пропасть, они с Эди держались в стороне. Двое любопытных, но безобидных зевак. Чтобы не попасть в полицейские сети, Кэдмон заявил местным властям, что они молодожены, которым просто «взбрело в голову провести романтическую ночь в старинной башне». Хотя они слышали громоподобный взрыв, но «понятия не имеют, чем, черт побери, это было вызвано». Прерванный половой акт и все такое. Ложь возымела свое действие, полицейские лишь мельком взглянули на них.

— Золото! Золото! — возбужденно воскликнул старик-рыбак, бросаясь в набегающую волну и указывая на струйку расплавленного золота, сверкающую на фоне покрытого копотью песка.

Уставившись на эту характерную блестящую полоску, Кэдмон ощутил себя усталым, измученным рыцарем, возвращающимся домой после проигранной битвы.

Ковчег Завета не выдержал огненного взрыва.

Он, Кэдмон, потерпел неудачу.

То, что осталось от священного Ковчега древних израильтян, медленно затягивало в море.

Кэдмон обратил взор к небу. Я сделал все возможное.

Однако этого оказалось недостаточно.

Со стыдом чувствуя жжение слез, внезапно превративших место катастрофы в смазанное пятно, Кэдмон быстро повернулся спиной к Эди. В эту ночь она и так уже увидела достаточно, и ей незачем видеть, как плачет взрослый мужчина.

— Мне нужно облегчить мочевой пузырь, — пробормотал Кэдмон, добавляя еще одну ложь к постоянно растущей куче.

Быстро помахав рукой, он направился в противоположный конец усеянного камнями берега, подальше от возбужденной суеты и искореженной обугленной стали.

Перед глазами у него все еще расплывалось. Он включил фонарик. «Чтобы не опозориться еще сильнее, свернув себе шею», — раздраженно подумал Кэдмон, пробираясь между грудами каменных обломков, в течение многих лет отрывавшихся от отвесной скалы.

Эмоционально и физически опустошенный, он уселся на плоский камень и, поставив локти на колени, обхватил голову руками, угрюмо уставившись на мягко набегающие волны.

— Как я мог быть настолько самоуверенным, что… — и вдруг осекся на середине самобичующей фразы.

Увидев краем глаза слабо блеснувшую точку, Кэдмон вскочил и, взобравшись на большие камни, распластался на животе, чтобы лучше видеть золотой предмет, застрявший между двумя огромными глыбами известняка.

Он посветил фонариком в глубокую щель, и у него перехватило дыхание.

Гром и молния!

Там, наклонившись под неестественным углом, лежала резная золотая крышка размером приблизительно два с половиной на четыре фута.

Крышка Ковчега Завета. То, что древние евреи называли «милосердным сиденьем».

На крышке были закреплены две крылатые фигуры со строгими ликами. Херувимы Гавриил и Михаил.

Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою, посреди двух херувимов, которые над ковчегом откровения. [67]

Вне всякого сомнения, самая прекрасная вещь, какую ему только доводилось когда-либо видеть.

— Да, воистину, неисповедимы пути Господни, — пробормотал Кэдмон, прекрасно сознавая, что херувимов традиционно ассоциировали с основным элементом пламени.

По иронии судьбы, именно две крылатые фигуры пережили огненный взрыв.

Оглушенный находкой, он протянул руку и прикоснулся к резной крышке.

И так же быстро отдернул ее, внезапно вспомнив незавидную судьбу бедных жителей Вифсемеса. Испугавшись, что остаточная искра внушительной энергии Ковчега по-прежнему сохранилась в золотой крышке, Кэдмон перекатился на спину и устремил взор в небеса, безмолвно прося, умоляя дать разрешение.

Но вместо небесного благословения он увидел грехи своей жизни, мелькающие перед мысленным взором подобно разбросанным игральным картам.

— О, твою мать! — непочтительно выругался Кэдмон, снова переворачиваясь на живот и направляя луч фонарика в расселину.

Стиснув зубы, он просунул руку в щель между камнями и совершил немыслимое — положил ладонь на крышку Ковчега. Убедившись в том, что ничего не случилось, медленно провел пальцами по краю крышки, нащупывая вырезанный орнамент. Направив луч фонарика, он разглядел маленькую фигурку человека с головой сокола.

— Не могу поверить…

— Что ты делаешь? — раздался у него за спиной голос Эди.

Услышав в голосе тревожные нотки, Кэдмон выпрямился:

— Иди сюда, взгляни.

Он протянул руку, помогая ей взобраться на камень. Затем посветил фонариком на золотую крышку.

— Это же крышка Ковчега Завета! — воскликнула Эди, едва не свалившись с каменной глыбы.

— Да, я сам тоже так думал, — ответил Кэдмон, сознавая, что сейчас лопнет надутый пузырь. — Видишь ряд символов по краю?

— Ага.

— Это египетские иероглифы. — Сунув руку в щель, Кэдмон указал на строчку вырезанных символов. — Конечно, перевод грубый, но, на мой взгляд, здесь написано что-то вроде «Ра-Харахти, высший бог небес».

Выхватив у него фонарик, Эди направила луч света в расселину, желая убедиться во всем сама.

— Но… не понимаю… почему на Ковчеге Завета египетские иероглифы?

— Потому что это не Ковчег Завета, а обычный египетский священный ларец.

— Египетский ларец, — тупо повторила Эди. — Но… ты абсолютно убежден? А как же два ангела наверху?

— Полагаю, это Изида и ее сестра Нефтида. Если ты помнишь, именно древние египтяне впервые изготовили священный сундук, известный как ларец. Далее, я считаю, что египетский ларец стал прототипом, на основе которого Моисей создал свой знаменитый Ковчег. — Кэдмон забрал фонарик из трясущейся руки Эди. — Похоже, Гален Годмерсхэмский обнаружил египетский ларец, а не Ковчег древних евреев.

По щекам Эди хлынули безмолвные слезы, за которыми последовал внезапный взрыв громового хохота.

— Гром и молния! — воскликнула она.

Услышав из ее уст свою любимую фразу, Кэдмон улыбнулся:

— Иди ко мне, любимая.

Выйдя на балкон гостиничного номера, Эди запахнула полы махрового халата и затянула пояс, в воздухе чувствовалась сырая, но бодрящая прохлада. Над головой еще виднелись кое-где звезды, мерцающие точки света, беспорядочно разбросанные по предрассветному небу. Обратив взор вверх, она вздохнула, как всегда, поражаясь этому чарующему мгновению, предвещающему наступление нового дня.