Ниндзя - Гейл Линдс Страница 11

Николас расхохотался.

— Звякни, когда приедешь.

— Ладно. Пока.

Николас опустил трубку и сел рядом с Жюстиной. Его глаза следили за движениями ее карандаша, однако мысли были далеко.

* * *

— Кажется, теперь я понимаю, почему вы меня вызвали, — сказал Винсент.

— Вы разобрались в чем дело? — спросил Док Дирфорт. Винсент потер большим и указательным пальцами уставшие от резкого света глаза, затем еще раз просмотрел листки отчета.

— Честно говоря, я не уверен.

— Человек, труп которого мы только что видели в подвале, не умер от утопления.

— В этом я не сомневаюсь, — согласно кивнул Винсент. — Отчего бы он ни умер, только не от удушья.

— Как видите, — продолжал Док Дирфорт, указывая на бумаги в руках Винсента, — ни он, ни его родственники никогда не страдали сердечными заболеваниями. Это был совершенно здоровый тридцатишестилетний мужчина; несколько лишних килограммов — и не более того...

— Он умер от обширного инфаркта миокарда, — добавил Винсент. — Сердечный приступ.

— Спровоцированный вот этим. — Дирфорт наклонился к столу и ткнул пальцем в документ.

— Вы обработали данные на компьютере? Док Дирфорт покачал головой.

— Не забывайте, для всех это “случайная смерть в результате утопления”. Пока, по крайней мере.

— А что скажут о задержке вашего отчета у главного патологоанатома? — Винсент передал бумаги Дирфорту.

— У меня ведь могли возникнуть кое-какие проблемы с семьей покойного.

Дирфорт взял папку под мышку и вывел Винсента из лаборатории, погасив за собой свет.

* * *

Жюстина сидела на краю дивана, поджав ноги и обхватив руками колени. Ее открытый блокнот лежал перед ними на невысоком кофейном столике. Дождь стих и превратился в мелкий туман, но оконные стекла были по-прежнему мокрыми.

— Расскажи мне о Японии, — попросила она неожиданно, вплотную приблизив лицо к Николасу.

— Я не был там очень долго.

— Какая она?

— Другая. Совсем другая.

— Ты имеешь в виду язык?

— Да, и язык тоже, разумеется. Но не только. Ты можешь поехать во Францию или в Испанию, и там тебе придется говорить на другом языке. Но мыслят там, в общем-то, так же.

Япония — другое дело. Японцы ставят в тупик большинство иностранцев, даже пугают их, что, в сущности, странно.

— Не так уж странно, — возразила Жюстина. — Любой человек боится того, чего он не понимает.

— Но некоторые сразу же понимают и принимают Японию. Одним из таких людей был мой отец. Он любил Восток.

— Как и ты.

— Да. Как и я.

— Почему ты сюда приехал?

Николас смотрел на ее лицо, меняющееся с наступлением сумерек, и думал о том, как могла Жюстина быть такой проницательной в своих вопросах и в то же время такой уклончивой в ответах.

— Значит, ты приехал сюда и занялся рекламой. Он кивнул.

— Выходит, так.

— И оставил семью?

— У меня не было семьи.

Эта холодная жесткая фраза пронзила Жюстину, словно пуля.

— После твоих слов мне даже стыдно, что я никогда не разговариваю со своей сестрой. — Она в смущении отвернулась от Николаса.

— Должно быть, ты ее ненавидишь. Жюстина откинула голову назад.

— Ты жесток.

— Правда? — Николас искренне удивился. — Не думаю. — Он снова посмотрел на Жюстину. — Она тебе безразлична? Это было бы еще хуже.

— Нет, она мне не безразлична. Она моя сестра. Ты — ты не сможешь это понять.

Последние слова Жюстины прозвучали неуверенно. Николас понял, что она собиралась сказать что-то другое, но в последнюю минуту передумала.

— Почему ты не расскажешь мне о своем отце? Ты говорила о нем в прошедшем времени — он что, умер?

Глаза Жюстины затуманились, будто она смотрела на огонь.

— Да, можно считать, что он мертв. — Она поднялась с дивана, подошла к аквариуму и стала напряженно в него всматриваться, словно ей хотелось уменьшиться в размерах, прыгнуть в соленую воду и слиться с ее беззаботными обитателями. — В конце концов, какое это имеет для тебя значение? Мой отец во мне не живет — я не верю во всю эту чушь.

Тем не менее, голос Жюстины говорил обратное, и Николас подумал: “Что же сделал ее отец, раз она его так презирает?”

— А твоя сестра? — спросил он. — Мне это интересно, ведь я был единственным ребенком в семье.

Жюстина отвернулась от аквариума, и отраженный от воды свет причудливыми бликами упал на ее лицо. Николас представил себя вместе с ней на дне моря: стройные водоросли, слегка колеблющиеся в глубинных потоках, посылающие друг другу вибрации в неторопливой беседе.

— Гелда. — В голосе Жюстины появился странный оттенок. — Моя старшая сестра. — Она вздохнула. — Тебе повезло, что ты один в семье; есть вещи, которые нельзя поделить.

Николас понимал, что бессмысленно винить Жюстину за недостаточную откровенность, и все же его раздражала ее упрямая скрытность.

Внезапно он почувствовал острое желание разделить ее тайны — ее унижения, детские обиды, ее любовь и ненависть, ее страхи, стыд, — все то, что делало ее такой, какая она есть, непохожей на других и пленительно несовершенной, как диковинная жемчужина. Загадка Жюстины манила Николаса; он был как пловец, который выбился из сил и чувствует, что вот-вот опустится на дно, понимает, что замахнулся слишком высоко, не рассчитав свои силы; в то же время он знает, что где-то рядом, в нем самом, лежит ключ к спасению, к скрытым резервам, которые могли бы вынести его к далекому берегу.

Но Николас, по крайней мере, подсознательно, хорошо знал эти скрытые силы и боялся снова столкнуться с ними, увидеть их ужасные лики. Когда-то с ним это уже было... и он едва не погиб.

* * *

Они вышли из дому. Вечерние облака умчались на запад, и небо, наконец, прояснилось. Звезды мерцали, как блестки на бархате, и им казалось, что они окутаны шалью, сотканной специально для них.

Они шли по пляжу, вдоль берега; море отступало, повинуясь силе отлива. Они цепляли ногами выброшенные на песок водоросли и вздрагивали от боли, наступая на острые обломки крабьих панцирей.

Прибой набегал невысокими, тускло светящимися гребнями. Кроме них на пляже никого не было; лишь дымящиеся оранжевые угольки остались от чьего-то позднего пикника в дюнах.

— Ты боишься меня? — Голос Николаса был легкий, как туман.

— Нет. Я не боюсь тебя. — Жюстина спрятала руки в карманы джинсов. — Мне просто страшно. Уже полтора года я не могу избавиться от этого страха.