Попкорн - Бен Элтон Страница 11

Лимузин прополз еще немного вперед и уткнулся в бампер автомобиля, номерным знаком которого служила надпись розового цвета «ЗВЕЗДА». Брюс улыбнулся: он понимал, что настоящие звезды не нуждаются в подобных подтверждениях своего статуса.

Пробка из лимузинов — такое бывает только в Голливуде. Улица была запружена шикарными длинными автомобилями. Брюсу на ум пришла еще одна парадоксальная мысль: совершенно не важно, какой длины у тебя машина — в плотном потоке все одинаковы и занимают ровно столько места, сколько остается между ползущей впереди и пыхтящей сзади. Неплохо сказано, похвалил себя Брюс. Можно будет выдать эту сентенцию журналистам: пусть уяснят, что он не зазнается, несмотря на всю свою популярность.

Машина совсем остановилась.

Он откинулся назад в ласковых объятиях мягкой кожаной куртки. Непроницаемые темные очки отгораживали его от окружающего мира. В руке он держал коктейль, а карман уже практически оттягивала увесистая золотая статуэтка.

Голова была занята планированием необычайно отвратительного и совершенно бессмысленного убийства, и план уже почти созрел. Жалкая корейская лавчонка где-то в Калифорнии. В лавчонку входят двое белых подростков. Типичное белое отребье. Нет, лучше пусть это будут подростки из буржуазной среды, прикидывающиеся отребьем. Разговаривают они на жуткой фене… или как там называется диалект, который в ходу у нынешних безмозглых деток? («Вы о поколении Икс? Да-да, исключительно безмозглое поколение», — любил пошутить Брюс на вечеринке.) Подростки подходят к прилавку и просят бутылку «Джек Дэниелс» и пепси. Но пожилая кореянка знает законы и не хочет расставаться с лицензией на торговлю спиртными напитками. Поэтому она просит юных клиентов предъявить удостоверение личности.

— Вот тебе, сука, удостоверение, — говорит один из парнишек и достает мачете.

Не какой-нибудь дурацкий ножик, а самое настоящее мачете. Продавщица, конечно, просит их забыть о своей дурацкой просьбе, берет с полки целую пинту бурбона и предлагает ее за счет заведения. Но, увы, слишком поздно. Она их оскорбила. Ребята разошлись и останавливаться не намерены. Парень замахивается мачете и сносит перепуганной женщине голову. Из шеи хлещет кровь. От этого ребята заводятся еще больше, перепрыгивают через прилавок и кромсают старушечье тело на тысячу кусков.

Вся сцена должна идти под музыку, скажем, под старый добрый рок-н-ролл, или, для пущего остроумия и иронии, под «Happy Days are Here Again» [2]либо «All You Need Is Love». [3]Брюс снимет ее в стилистике видеоклипа. Еще не помешал бы телевизор на заднем плане. И чтобы показывали «Тома и Джерри». Пока двое подростков превращают в фарш пожилую кореянку, Джерри может гладить Тома паровым утюгом или шинковать его газонокосилкой.

«Что вы хотели сказать зрителю, сопоставляя жестокое убийство со сценой мультипликационного насилия?» — станут спрашивать всякие умники вроде профессора Чэмберса.

«Я хотел сказать, что кореянка смотрела по телевизору „Тома и Джерри“», — загадочно ответит Брюс, и сотни студентов кинематографических отделений бросятся строчить эссе на тему иронии.

«Брюс Деламитри пытается донести до зрителя, что современные американцы превратились в героев собственных мультфильмов, — напишут они. — Мы все сегодня Томы и Джерри, попавшие в заколдованный круг почти сюрреалистической жестокости».

Размышления Брюса прервал водитель лимузина:

— Мистер Деламитри, впереди глухо. Придется постоять.

Пробка из лимузинов. Огромных лимузинов. Брюсу это начинало надоедать.

Вокруг были тысячи любопытных зевак. Повсюду лица, целая стена из лиц. Вглядываясь через темные очки, Брюс пытался найти среди них хотя бы одно симпатичное, но его постигло разочарование. Несмотря на всеобщее ликование, лица были унылыми и тусклыми. Отребье, сброд — не только белый, но и черный, коричневый, желтый.

Брюс покосился на дверцы машины. Не то чтобы он опасался чего-то со стороны толпы — она была хорошо организованна и надежно удерживалась полицией за ограждением. И все-таки Брюс чувствовал себя немного уязвимым: все эти люди просто жаждали недозволенного.

Впрочем, не исключено, что в один прекрасный день они возьмут это силой. Брюс подумал, что, наверное, на такие же лица смотрели из своих карет русские князья незадолго до того, как в 1917-м их миру настал конец.

Но чего, собственно, не хватает всем этим людям, тянущим шеи по обе стороны дороги? Не мира, хлеба и свободы — это уж точно. Тогда чего? Им ведь все равно ни хрена не видно через зеркальные стекла лимузинов, кроме собственных отражений. Еще один парадокс. День у Брюса выдался богатым на парадоксы. Чем больше эти люди стараются заглянуть в его мир, тем отчетливее они видят собственные физиономии. Вот оно! Вся правда, заключенная в единый емкий образ. Почему фильмы Брюса пользуются таким успехом? Да потому, что зрители находят в них самих себя. Герои фильмов Брюса могут выглядеть привлекательней и круче, и все же они такие же, как зрители: им свойственны те же страхи, те же желания, те же тайные страсти и фантазии. Профессор ошибается, а он, Брюс, прав. Его кино всего лишь служит зеркалом для общества. Брюс не показывает зрителям придуманный мир; они сами создают тот мир, который отражается в фильмах Брюса.

Это в них он ищет вдохновение, в этих несчастных зеваках, заглядывающих в окна его автомобиля и пытающихся догадаться, кто же в нем сидит. Они таращатся и тычут пальцами, но видят только собственные отражения, тычущие пальцами в них самих.

— Давайте, давайте, — произнес Брюс. — Показывайте пальцами и вините самих себя, потому что в том, что вы там видите, кроме вас, никто не виноват. Вы такие, какими сами себя сделали…

Впереди, пытаясь в выгодном свете показать свои соски и бедра, вертелась актрисулька в фиолетовом платье.

Следующим шел Брюс.

Он собирался вылезти из лимузина со скучающим видом и войти в кинотеатр, почти не обращая внимания на толпу. Ну, можно, конечно, позволить себе едва заметный кивок собравшемуся народу, но не более того. «Неужели я один тут понимаю, что все это полная ерунда?» Вот что Брюс хотел сказать, но… Доктор Шоубизнес появился из ниоткуда и сделал ему свой наркотический укол. Толпа восторженно приветствовала Брюса, и он просто не мог не насладиться всеобщим вниманием. Он повернулся лицом к толпе, помахал рукой, поправил бабочку, смущенно потеребил мочку уха.

«Любите меня, сукины дети! — думал он. — Смотрите на меня! Это моя ночь. Я величайший в мире кинорежиссер, а веду себя так, словно обычный парень, такой же, как вы».

«Да он же такой, как мы, обычный парень», — поняла толпа, и крики приветствия стали вдвое громче.

Не приветствовали его только пикетчицы, что, впрочем, было неудивительно. По их глубокому убеждению, Брюс — убийца детей.