Киллер с пропеллером на мотороллере - Алексей Тарновицкий Страница 11

— Подождите, мальчики, — сказала Зиночка, сильно понизив голос. — Мне тут с утра позвонили. К половине двенадцатого должны выбросить сосиски. Дают всего кило в одни руки, а мне чем больше, тем лучше. Если вы все равно туда идете, то, может… Если, конечно, вам не трудно. Сашенька, а вам не надо?

Зиночка, интеллигентная, со вкусом одетая женщина, была в лаборатории старшей по возрасту — ей оставалось совсем немного до пенсии. Судя по объему авосек и пакетов, которые я помогала ей грузить в трамвай в конце каждого рабочего дня, Зиночка обеспечивала продуктами довольно большую семью. За годы службы в Мариинском проезде она выстроила себе в окрестных магазинах настоящую агентурную систему, которая регулярно поддерживалась подарками к праздникам, взаимными услугами, а то и просто хорошим отношением.

И вот теперь: нужны ли мне сосиски… А почему бы и нет? Это был мой первый рабочий день, начало длинного этапа взрослой жизни — этапа, который когда-нибудь завершится вот таким же обликом интеллигентной, со вкусом одетой старшей научной сотрудницы с морщинистым лицом и крашеными волосами, матери детей и бабушки внуков, обвешанной гроздьями сумок, авосек и пакетов. От Сашеньки до Зиночки — какие-то жалкие тридцать лет, оглянуться не успеешь. Так что давай, Саша, впрягайся с первого дня. Скоро старшая подруга и предшественница уйдет на пенсию — надо успеть перенять знакомства, адреса и явки. Сейчас из гастронома звонят ей — через годик-другой будут звонить тебе. «Алло, Александра Родионовна? Сосиски завезли, в полдвенадцатого выкинут. Кило в одни руки, так что приведите подмогу…»

Боже, какая тоска… какая во всем этом тоска-тощища! Господи!

Мы вышли из полуподвала вчетвером: Зиночка, я и Троепольский с пока еще унылым Димушкой. В гастрономе пришлось разделиться на две очереди: портвейн «Акстафа» в винном давали тоже по одной бутылке в руки. Минут через сорок мы вывалились из магазина — изрядно помятые и растрепанные, зато с четырьмя бомбами винища и четырьмя килограммами сосисок в целлофане. Троепольский сиял, как набор медалей на винной этикетке.

— Я горжусь нами, коллеги! Портвейн высшего качества! Димушка, ты хоть понимаешь, чем тебя взяли на поруки? Бормотухой высшего качества и сосисками в целлофане!

— Сосиски не отдам, — твердо сказала Зиночка. — Сосиски детям. А мы и печеньем закусим, не впервой.

— Фу, Зиночка… — начал было Троепольский, но тут же осекся.

Мы и моргнуть не успели, как были окружены группой людей с красными повязками на рукавах.

— Ваши документы, граждане.

Димушка смертельно побледнел и покачнулся.

— Вы что, пьяны, гражданин? — сказал один из подошедших к нам парней, подхватывая Димушку под локоть.

— Я… я… — лепетал тот. — Я… нет…

— Точно, пьян в драбадан, — констатировал другой дружинник, в кроличьей шапке-ушанке. — Лыка не вяжет. А еще интеллигент.

— Да что вы, ребята, — с фальшивой улыбкой произнес Троепольский. — Мы с утра ни капли. Димушка, дыхни! Нехорошо стало человеку, вот и все. Душно в магазине, давка, вот и сморило. Мы пойдем, а?

— Конечно, пойдете, — ухмыльнулся мужик в кроличьей шапке. — По этапу. Дзынь-дзынь. Шаг влево, шаг вправо — конвой стреляет без предупреждения. Документы давайте.

— Мужчина, документы у нас на работе, — с достоинством ответила за всех Зиночка. — У меня в сумочке, у него вот… в ящике стола. И зачем вам документы? Вы в чем-то нас подозреваете?

— Да, в ящике стола! — подтвердил Троепольский, перекладывая из руки в руку тяжелый портфель, отчего тот предательски звякнул портвейном высшего качества.

— Чего ж так — в ящике оставил? — поинтересовался первый парень. — В портфеле не поместились? А ты в следующий раз на бутылку меньше бери. Значит, нет документов. Придется пройти в отделение.

— Но это форменное безобразие! — возмутилась Зиночка. — За что вы нас задерживаете? Мы ничего не нарушали.

Мужик в кроличьей шапке крепко взял ее за рукав.

— Не нарушали, говоришь? Документы на работе, говоришь? А сама ты почему не на работе? По гастрономам шастаете, портвешок закупаете? А время-то рабочее, оплаченное государством… Что молчите? А? Кто-нибудь еще хочет выступить, на безобразия пожаловаться? А? Не слышу…

Мы молчали, подавленные внезапной напастью, свалившейся на нас неизвестно откуда и неведомо за что. Зиночка смотрела изумленно: по-моему, она ждала, что это нелепое представление вот-вот кончится, что окружившие нас люди рассмеются, снимут красные повязки и всё обернется шуткой — дурацкой, обидной, но шуткой. Сегодня же Первое апреля, День дурака, праздник розыгрышей. Не может быть, чтобы такая из ряда вон выходящая чушь происходила всерьез. Но нас и в самом деле волокли в ближайший милицейский участок!

Лицо несчастного Димушки выражало отчаяние и безысходную покорность судьбе. Он уже проходил подобное приключение во время командировки во Владимир, но, видимо, и представить себе не мог, что это может повториться дома, в окрестностях родного, исхоженного вдоль и поперек Таврического сада. Даже обычно словоохотливому фоеполь-скому было нечего сказать. А я так и просто не знала, что подумать. Ничего себе первый рабочий день, начало самостоятельной жизни! Товарищеский суд в качестве пролога, следующий акт — ментовка… Это ж какой тогда будет развязка?! Расстрел? Изгнание?

Я вдруг вспомнила рассказ Троепольского — адресованные Димушке слова начальника отдела кадров: «Будь вы менее ценным сотрудником, вас уволили бы немедленно…» Значит, меня теперь уволят — ведь я всего лишь молодой специалист, ни стажа, ни заслуг? Наверно, это будет самая короткая рабочая карьера в истории. Смех, да и только. Еще и торт в «Метрополе» купила, дура. А впрочем, почему дура? Наоборот, очень кстати: всего один торт и на поступление, и на первую получку, и на все последующие поводы, включая дни рождения, повышения и отвальную в связи с выходом на пенсию. Еще ни одному сотруднику в мире не удавалось отделаться так дешево…

Наша торжественная процессия двигалась по улице Красной Конницы — слава богу, пешком, хотя в соответствии с названием пленников могли бы и привязать к хвостам лошадей Конармии Буденного. Встречные, пока еще свободные прохожие, провожали нас осуждающими взглядами: как же, преступников ведут! Какая-то бабушка с кошелкой остановилась, спросила:

— Кого поймали-то, ребяты?

— Тунеядцев! — гордо отвечал дружинник в кроличьей шапке. — Интеллигенты паршивые. Их народ кормит-поит-учит, а они, вишь, на шее сидят, кровососы. Бездельники.

— Ну и верно! — закивала бабка. — Сталина на них нету. При Сталине-то, небось, не бездельничали…

— Давай-давай, шагай! — прикрикнул дружинник, подталкивая Троепольского в спину. — Ишь ты… еле идет. Как по лабазам шастать, так шустрые, а как отвечать, то ноги заплетаются.

— А ты его в шею, в шею! — посоветовала вслед добрая бабушка. — Когда в шею, они сразу понимают…

— Сколько злобы… — пробормотала идущая рядом Зиночка. — Откуда? За что?