Возвращение тамплиеров - Джузеппе Д'Агата Страница 12

— Ты должен что-то сделать. Может быть, тебе надо лечиться. С тобой явно что-то не так. Уже год, как я это замечаю. С тех пор, как ты стал встречаться с этими твоими товарищами, с этим монахом.

Он не ответил ей объятием. Более того, он вдруг почувствовал то, чего никогда не испытывал прежде, — отвращение к физическому контакту с ней.

— Анна, мы с тобой совсем не знаем друг друга. Мы чужие люди, и тут ничего не поделаешь.

В этот момент стены дома буквально задрожали от невероятного грохота. Чудовищный гром, казалось, подвел черту под словами Джакомо. Но то было лишь началом сильнейшей и совершенно неожиданной грозы.

Анна подошла к окну и посмотрела наружу:

— Какой ливень. Тебе и правда нужно идти?

Джакомо кивнул:

— Да, нужно. Сто раз я представлял себе эту сцену и теперь уже знаю ее так, что могу сыграть по памяти. Да, чуть не забыл: уверяю тебя, никакая другая женщина тут не замешана.

— Я даже не спросила об этом.

— Давай на днях возвратим друг другу наши письма. — Он рассмеялся. — Представляешь? За столько лет мы даже ни единой записки друг другу не написали.

Расставание на пороге виллы, перед стеной дождя, что обрушился на сад, оказалось довольно комичным: она вытягивала голову, желая поцеловать Джакомо хотя бы в щеку, он протягивал руку для пожатия. В итоге не вышло ни того ни другого. Джакомо быстро побежал к машине.

Оставшись одна, Анна попыталась разобраться в случившемся. Она не привыкла к противоречиям, не знала, что такое отчаяние, не знала, что значит плакать. Впрочем, решение Джакомо, внезапное как бушевавшая за окном гроза, было непостижимым, невероятным, нелепым. Его мог принять только человек психически неустойчивый, если не сказать больной. Вот оно — объяснение, которое она так лихорадочно искала. Найдено! В глазах других — а именно это больше всего ее беспокоило — все это не должно было выглядеть обычным разрывом двух помолвленных. Нет, ей следовало полностью обелить себя, оказаться невинной жертвой.

Позвонив Марине, тридцатилетней незамужней кузине, Анна не стала тратить время на объяснения, а попросила ее немедленно приехать, и та, выключив телевизор, без расспросов поспешила к сестре.

Тем временем Анна продолжала обдумывать объяснение, которое должно было получиться веским, но прежде всего — придать происшедшему нужный оттенок. Разве не правда, что Джакомо несколько месяцев как совершенно переменился, утверждая, что открыл смысл жизни и ее значение? Прежде он был высокомерным, презрительным, наглым, вызывающим, но способен был и уделять внимание повседневным мелочам (машина, лодки, дискотеки, одежда). Короче говоря, нормальный сынок богатого папы, настоящий сноб, как и многие другие молодые люди того же положения в обществе. Но когда появился этот старый бородатый монах, привычный мир стал для Джакомо банальным, скучным, пресным, чем-то безвозвратно ушедшим в прошлое. С тех пор он перестал встречаться и даже здороваться со многими друзьями, с теми самыми сверстниками, которые раньше считали его образцом для подражания. Должно быть, в мозгу Джакомо сломались какие-то колесики, разладилась зубчатая передача. В голове у Анны вертелось и другое предположение: даже если исключить присутствие других женщин, все случившееся определенно могло послужить признаком некоей двойной жизни (это было описано в одном читанном ею романе). Но размышления такого рода ни к чему не привели, и Анна оставила их.

Гроза бушевала все сильнее. Начался сильнейший ураган, как былинки гнувший кривые, голые ветви. Шквальный ветер, казалось, вымел и опустошил тускло освещенный сад. Неожиданно, словно под нажимом какой-то могучей силы, один из железных прутьев высокой ограды сломался и рухнул внутрь сада. С раздвоенным концом, напоминавшим два тонких крыла, прут этот походил на сломанное старинное копье. Именно таким он и показался Марине, когда она прошла в сад, плохо защищенная небольшим, почти игрушечным, зонтом. Такси ждало ее у ограды.

Она была лучшей подругой Анны и, конечно, с большим энтузиазмом выскочила бы навстречу ливню, если б только представляла, какие важные новости приготовила ей кузина.

Для Марины все на свете, черное и белое, сладкое и соленое, было приемлемым и совместимым: любое противоречие она без проблем заменяла новым. Джакомо был, конечно, чудовищем, но еще мгновение — и он оказывался святым. У него не только имелась тайная любовница, но еще и целый гарем, и в то же время он был самым преданным из мужчин. Он немного сошел с ума? Ничего страшного! Она знает стольких знаменитых врачей, которые в миг вылечат бедного Джакомо. Однако, если подумать как следует, стоило бы обратиться к хиромантке или даже знахарке. Милая Анна, она столь далека от жизни, что знает она о существовании дурного глаза? Любого человека легко можно сглазить! А ведь вполне возможно, даже совершенно нормально, что какой-нибудь завистник захотел разрушить неоспоримое очарование прекрасного Джакомо с помощью особого зелья!

Ну а насчет разрыва помолвки — здесь и говорить не о чем. Что это за дурацкая, да просто дикая мысль — разлучать двух влюбленных, между которыми не случалось никаких, даже мелких, размолвок, ну да, конечно, кое-что видели по-разному, но такое бывает у всех, известное дело. И потом, если Джакомо говорил чистосердечно, если у него нет никого другого и не имеется тайных пороков — какого черта бросать такую замечательную девушку, как Анна?

— И ты очень любишь его? — вдруг спросила Марина.

— Безумно, — солгала Анна.

— Никогда не сказала бы, глядя на тебя. Ладно, теперь речь уже не о том.

Марина выразила намерение тотчас разыскать Джакомо и высказать ему все, что о нем думает. Но Анна не позволила. Столь деликатное дело она не хотела поручать Марине, всегда готовой идти напролом.

Сестры тем временем приготовили легкий ужин и перекусили. Наконец гроза утихла, хотя все еще накрапывал небольшой дождь. Примерно в одиннадцать Марина ушла. Направляясь через сад к такси, она заметила, что прут, валявшийся на земле, исчез. В ограде зияла пустота, словно дыра на месте вырванного зуба.

Позднее полиция установила, что около половины двенадцатого в воскресенье 29 января 1989 года Анна Монфорти была убита в гостиной своего дома при помощи совершенно необычного оружия — огромной пики. Конец ее, пронзив спину между лопатками, вышел наружу из груди.

Орудие убийства не было найдено, но полицейские, вызванные вернувшейся в час ночи прислугой, не замедлили обнаружить нехватку одного прута в ограде. Врач-криминолог установил, что, вне всякого сомнения, именно этот прут и пронзил тело девушки. Но ни один человек, будь он хоть Геркулесом, не смог бы даже приподнять подобное оружие.

Таким образом, убийство на виа Сарагоцца приобрело явно мистический оттенок.

Было совершенно очевидно, что Джакомо не имел никакого отношения к жестокому убийству, но его все же попросили сообщить, что он делал — где, с кем и в какое время находился — в тот воскресный вечер. Комиссар Галанте, трижды проводивший допрос, проверил его показания и нашел, что все они полностью достоверны.