Убежище - Реймонд Хаури Страница 12

Человек, пригласивший ее для работы в финикийском проекте, являлся представителем фонда Харири, располагавшего огромными средствами и основанного богатейшим человеком, бывшим премьер-министром Ливана, убитым в 2005 году. Сделанное представителем фонда предложение выглядело очень заманчивым. Коротко говоря, он хотел, чтобы она помогла установить, какими были финикийцы.

Миа восприняла поставленную перед ней задачу как серьезный вызов своему профессионализму.

Сложность состояла в том, что хотя упоминания о финикийцах встречаются во множестве сочинений представителен общавшихся с ними народов, практически о них отсутствуют сведения из первых рук. Просто удивительно, что народ, который, как считается, первым изобрел алфавит и чья роль «культурного посредника» положила начало эпохе Возрождения в Греции, приведшей к рождению западной цивилизации, почти ничего после себя не оставил. Не обнаружено ни образцов их письменности, никаких сочинений, и все, что о них известно, по крохам собрано из записей третьих сторон. Даже название им дали другие, а именно греки, называвшие их «финикис», то есть «красные люди», по роскошным пурпурным одеждам, которые они окрашивали очень ценным красителем, добываемым из желез моллюсков. Не найдено ни финикийских библиотек, ни научных трактатов, ни папирусных свитков в глиняных кувшинах — словом, абсолютно никаких свидетельств, принадлежащих народу, чья цивилизация существовала на протяжении двух тысяч лет! История этого народа оборвалась в результате постоянных нашествий иноземцев, закончившихся вторжением римлян, которые в 146 году до н. э. сожгли дотла Карфаген, засыпали пепелище солью и на двадцать пять лет запретили основывать поселения на его территории, таким образом уничтожив последний очаг финикийской культуры. Создавалось впечатление, будто все его следы стерты с лица земли.

Однако в самом Ливане название этого народа порождало огромные страсти.

После гражданских войн в 70-х и 80-х годах XX века некоторые христианские общины бесцеремонно присвоили его себе, тем самым отделив себя от соотечественников мусульман. Они утверждали: последние переселились с Аравийского полуострова на территорию Ливана лишь после возникновения ислама, то есть позже христиан, а потому имеют на эту землю меньше прав. Казалось, каждый спор на данную тему сводился к следующему заявлению: «Мы пришли сюда первыми!» Отношения до такой степени обострились, что власти запретили использование слова «финикиец». В Национальном музее Бейрута невозможно найти о них ни одного упоминания, на экспонатах появились более корректные с политической точки зрения определения, например, «ранний бронзовый век».

Это было постыдно и, по существу, приводило к искажению истории. Отсюда и родился финикийский проект.

Миа отдавала себе отчет в том, что ей предстоит ступить на опасную почву. Сами по себе цели проекта были достаточно благородны. Если бы с помощью исследования образцов ДНК удалось доказать, что все обитатели страны, как христиане, так и мусульмане, произошли от одной культуры, одного народа и одного племени, это могло бы помочь устранить давно устоявшиеся предубеждения и вызвать в населении дух единства. В помощь Миа фонд нанял двух специалистов — очень уважаемого историка, преподавателя университета, и генетика. Первый являлся христианином, второй — мусульманином. Но, как вскоре выяснила Миа, в этом регионе принадлежность человека к той или иной вере имела первостепенное значение, и пересмотр истории вряд ли бы встретили благоприятно.

Однако принимая во внимание то, что она так и не создала своей семьи и записная книжка ее была пустой, как винные погреба в центре Кабула, а также отсутствие собственного интересного и щедро финансируемого проекта, Миа решила: было бы просто глупо не воспользоваться возможностью узнать свою мать.

Точнее, познакомиться с ней поближе.

Поэтому она подмахнула контракт и быстро упаковала чемодан — затем так же быстро разобрала его и целых два месяца следила за выпусками Си-эн-эн. Наконец война окончилась, и стороны подписали соглашение о прекращении военных действий, после чего с Бейрута сняли блокаду.

— Церковь находится прямо под мечетью, — рассказывала дочери Эвелин. — И может оказаться, она самая древняя церковь на земле, представляешь?! Если хочешь, я как-нибудь отвезу тебя посмотреть на нее. Рамез жил в деревне неподалеку и слышал о ней.

— И твой старый знакомый оказался там совершенно неожиданно, да?

Эвелин кивнула.

Миа внимательно посмотрела на мать, интуитивно чувствуя, что та почему-то слишком уж взволнованна.

— И представить себе не могу, что им пришлось пережить в Ираке, — сочувственно вздохнула Миа. — Он что, ищет работу?

— Да, в некотором роде, — смущенно пролепетала Эвелин. — Впрочем, все это слишком сложно объяснить.

Видя, что она не расположена говорить на эту тему, Миа решила оставить ее в покое и только кивнула и отпила вина. За столом повисло неловкое молчание, затем к ним подошел официант, долил Миа вина из почти опустевшей бутылки, охлаждавшейся в ведерке со льдом, и осведомился, не желают ли дамы заказать еще что-нибудь.

Эвелин вдруг очнулась от задумчивости.

— А который сейчас час?

Она взглянула на свои часики, а Миа отрицательно покачала головой официанту. Когда он отошел, Миа обратила внимание на мужчину с коротко остриженными, черными как смоль волосами и с глубоко посаженными глазами на лице, изрытом следами оспы. Он курил, стоя у бара, и вдруг бросил взгляд в сторону их столика — равнодушный и холодный, хотя, пожалуй, чуть более цепкий для такого мимолетного взгляда. Миа провела в Бейруте еще мало времени, но уже успела заметить — здесь мужчины обращают на нее больше внимания, чем обычно. Конечно, она резко выделялась среди окружающих светлой, немного веснушчатой кожей и белокурыми волосами, девушка покривила бы душой, если бы стала отрицать, что ей льстят эти заигрывающие взгляды, и восприняла бы внимание данного человека как обычный комплимент, будь он хорош собой. Но даже родная мать не назвала бы незнакомца симпатичным, да и во взгляде его не читаюсь ни малейшего намека на флирт — скорее он выражал неприязнь. Это ее тоже не удивило — внезапно обрушившаяся на страну война вызвала в людях озлобленность и подозрительность, особенно по отношению к иностранцам. Но этот человек как-то не соответствовал спокойной и безмятежной атмосфере бара, не похоже было, что они пришел сюда просто отдохнуть и приятно провести время; выражение его лица оставалось слишком холодным и застывшим, слишком замкнутым, как у человекоробота, андроида, и…

От жутковатых размышлений Миа отвлекла Эвелин, поспешно вскочившая на ноги.

— Мне же пора идти! Не знаю, о чем я только думала! — упрекала она себя, впопыхах забирая с дивана свой жакет и сумочку. — Извини, но мне нельзя опаздывать на… У меня назначена встреча. Мы можем попросить счет?

— Иди, иди, я сама расплачусь, — успокоила Миа чересчур взволнованную мать.

Эвелин стала рыться в сумочке.

— Позволь мне хотя бы…