Где ты теперь? - Мэри Хиггинс Кларк Страница 12

Рой Барротт на секунду замер, а потом провел указательным пальцем по имени Каролин Маккензи.

Безошибочный инстинкт, сделавший его таким превосходным детективом, теперь говорил ему, что между этими двумя делами существует какая-то связь.

Покинув дом, где когда-то снимал квартиру Мак, я вернулась на Саттон-плейс. Полтора дня назад мама приняла решение отправиться в круиз и с тех пор была полна энергии, словно старалась возместить упущенное за то время, что жила в неизвестности. Она сказала, что собирается навести порядок в кладовках и отдать лишнюю одежду, после чего вечером отправится с Эллиоттом и другими друзьями поужинать.

Меня удивило, зачем заниматься чисткой кладовок накануне отъезда, но потом все стало очевидно. Утром, наскоро перекусив бутербродом и выпив чашку чая, она сообщила мне, что дала распоряжение агенту насчет этой квартиры, а как только вернется из путешествия, начнет присматривать себе что-нибудь поменьше.

— Ты никогда сюда не вернешься, — сказала она, — я знаю. Звонки будут переведены на тот случай, если Мак решит дать о себе знать в следующий День матери, а, с другой стороны, если я пропущу его звонок, значит, так тому и быть. Я просто не могу сидеть здесь как прикованная и ждать, когда он позвонит.

Я с изумлением посмотрела на нее. Когда она говорила на счет уборки в кладовках, я решила, что она имеет в виду свои собственные. Теперь же, даже не задавая вопросов, я была уверена, что речь шла о кладовках в комнате Мака, именно их она собиралась опустошить.

— Что ты собираешься делать с вещами Мака? — поинтересовалась я, стараясь говорить, как ни в чем не бывало.

— Я попрошу Дева прислать кого-нибудь забрать вещи и отвезти туда, где ими хорошо распорядятся.— Мама взглянула на меня, словно надеялась получить одобрение, но, видимо, не увидела того, что хотела, и потому поспешила добавить: — Каролин, ты ведь сама все время твердишь, что нужно жить дальше. Дело в том, что даже если бы Мак вошел сегодня в эти двери, и даже если бы эта одежда все еще подходила ему по размеру, то, скорее всего, она была бы уже немодной.

— Пойми меня правильно, — сказала я.— Я считаю это отличной идеей, но также считаю, что тебе не следует этим заниматься за два дня до вылета в Грецию. Слушай, мам, пожалей себя. Позволь мне заняться одеждой Мака и все рассортировать.

Я еще не договорила, как меня осенило, что десять лет назад, вполне возможно, никто не удосужился внимательно осмотреть карманы в брюках и пиджаках Мака, которые он оставил в этой квартире. Лукас Ривз указал в своих отчетах, что в одежде Мака из его студенческой квартиры не было найдено ничего важного.

Без особых колебаний, даже с облегчением, мама согласилась.

— Право, не знаю, что бы я без тебя делала, Каролин, — сказала она.— Ты была и остаешься моей опорой и поддержкой во всем этом. Но я тебя знаю. Ты перестала работать всего две недели назад, а я уже чувствую, что ты не находишь себе места. Чем ты займешься, пока я буду в отъезде?

Она сама невольно подсказала мне ответ, который был, хотя бы частично, правдив.

— Мы знаем, что эта квартира уйдет в мгновение ока, — сказала я, — А я никогда не намеревалась надолго задерживаться в студии. Хочу подыскать себе жилье просторнее. Ты ведь позволишь мне выбрать кое-что из мебели, которую не возьмешь с собой?

— Ну конечно. Свяжись с Эллиоттом. Приличная квартира с одной спальней — это те расходы, которые он определенно одобрит. — Эллиотт был моим опекуном, отвечал за деньги, оставленные мне дедушкой.

Мама сделала последний глоток чая и поднялась.

— Пора бежать. С Хелен случится удар, если я опоздаю на укладку. За те деньги, что она берет, могла бы относиться к клиенткам человечнее, — Она торопливо чмокнула меня в щеку и добавила: — Если найдешь квартиру, которая тебе понравится, удостоверься, что внизу сидит консьерж. Мне всегда неспокойно оттого, что ты живешь в доме, где некому тебе открыть дверь. Я прослушала сегодняшние новости. Пропавшая девушка, что жила по соседству от тебя, до сих пор не найдена. Да поможет Господь ее родным.

Я была рада, что мама торопилась в салон. Теперь, когда я решительно настроилась отыскать Мака, мне казалось, что нельзя терять ни минуты. Географически он оказался совсем рядом, когда в воскресенье оставил записку. Разговор с Крамерами вызвал в душе отчаяние и тревогу. Я понимаю, воспоминания стираются, но в разговоре они противоречили друг другу, описывая, во что был одет Мак и где они его видели в последний раз. А еще, Лил Крамер была совершенно потрясена, когда я сказала, что Мак посетил мессу. Почему? Неужели Мак представлял для них угрозу? Что они знали такого? Что могло их напугать?

Я вынула из ящика отцовского стола отчет детектива Ривза. Теперь мне понадобились адреса бывших соседей Мака по квартире — Брюса Гэлбрейта и Николаса Демарко. Вначале Ник поддерживал связь с отцом. Естественно, со временем он все реже и реже давал о себе знать. В последний раз я его видела, когда он пришел на поминальную мессу по отцу, но тот день сохранился в моей памяти как одно сплошное размытое пятно.

Кабинет отца невелик, но, как любил он повторять, вмещал все, что было ему нужно. В убранстве отделанной деревом комнаты доминировал большой письменный стол. К ужасу моей мамы, на полу лежал выцветший ковер девять на двенадцать, который некогда украшал гостиную его матери. «Он напоминает мне, откуда я родом, Лив», — бывало говорил отец, когда она время от времени пыталась избавиться от ковра. Его любимым местом с утра было потертое кожаное кресло с приставной скамеечкой для ног. Он всегда вставал очень рано, сам готовил себе кофе и усаживался в это кресло с утренними газетами, прежде чем принять душ, одеться и уехать в офис.

Вдоль стены напротив окон выстроились книжные шкафы. На них стояли в произвольном порядке фотографии в рамках, запечатлевшие те счастливые дни, когда мы все четверо были вместе. Отец выделялся даже на этих обычных снимках: решительный подбородок, смягченный широкой улыбкой, пронзительный умный взгляд. Он сделал все возможное, чтобы найти Мака, и, если бы не погиб, до сих пор не оставил бы своих попыток. Я в этом уверена.

Открыв верхний ящик стола, я вынула его телефонную книгу. На листок бумаги выписала номер Брюса Гэлбрейта. Я помнила, что он занялся семейным риелторским бизнесом в Манхэттене. Я выписала оба номера — и домашний, и рабочий.

Ник Демарко, сын эмигрантов, владельцев маленького ресторанчика в Куинсе, получал в Колумбийском университете стипендию. Помню, что, получив степень магистра в Гарварде, он занялся ресторанным бизнесом и, насколько я понимаю, очень успешно. Оба его телефонных номера, и домашний, и рабочий, как и адреса, были манхэттенскими.

Сидя за отцовским столом, я сняла телефонную трубку. Решила, что сначала позвоню Брюсу. На то была причина. В шестнадцать лет я по уши втрескалась в Ника. Мак особенно близко сдружился с ним и регулярно приглашал к нам домой на ужин. Я жила ради этих встреч. Но однажды вечером они привели с собой девушку. Барбара Хановер тоже училась на старшем курсе Колумбийского университета и снимала квартиру в том же самом доме. С первого взгляда мне стало ясно, что Ник от нее без ума.