Двое могут хранить секрет - Карен М. Макманус Страница 12

– Только не для меня, – заявляет Миа. – В том, что сбил, возможно. Но не бегство. Мистер Баумен мог сейчас быть жив, если бы совершивший это остановился и вызвал помощь.

Кэтрин обнимает Брук, которая начинает беззвучно плакать. И так всю неделю – когда бы я ни встретил кого-нибудь из школы; сейчас все нормально, а в следующую минуту они начинают плакать. Что, пожалуй, наводит на воспоминания о смерти Лейси. Только нет журналистов с видеокамерами.

– Как вы доберетесь до кладбища? – спрашивает у меня Кэтрин.

– На маминой машине, – отвечаю я.

– Я ее заперла. Возьми тогда мою, – говорит она, доставая из сумочки ключи.

Я совершенно не против. У Кэтрин «БМВ Х6», который очень приятно вести. Она не часто это предлагает, но я хватаюсь за каждую возможность. Я беру ключи и поспешно ухожу, пока она не передумала.

– Как ты ее выдерживаешь? – ворчит Миа, пока мы выходим на улицу. Затем оборачивается и идет задом наперед, разглядывая огромный дом Нилссонов. – Ну, полагаю, у тебя здесь неплохие привилегии, да?

Я открываю дверцу, сажусь в машину и оказываюсь в салоне, отделанном кожей цвета сливочного масла. Иногда мне до сих пор не верится, что это моя жизнь.

– Могло быть и хуже.

До кладбища Эхо-Риджа недалеко, и Миа проводит большую часть поездки, быстро перебирая запрограммированные Кэтрин радиостанции.

– Нет. Нет. Нет. Нет, – бормочет она до того момента, как мы въезжаем в кованые железные ворота.

Кладбище в Эхо-Ридже историческое, есть могилы, датируемые семнадцатым веком. Деревья вокруг древние и такие громадные, что их ветки смыкаются над нами, как навес. Вдоль гравиевых дорожек растут высокие, переплетающиеся кусты, а все вместе окружено каменным забором. Надгробные плиты всех форм и размеров: крохотные таблички, едва различимые в траве, высокие стелы с именами, выбитыми на них печатными буквами, несколько статуй ангелов и детей.

Могила мистера Баумена находится на новом участке. Мы сразу же ее замечаем; траву перед ней не видно из-за цветов, мягких игрушек и записок. На простом сером камне вырезано его имя, годы жизни и надпись:

Скажи мне, и я забуду

Научи меня, и, возможно, я запомню

Увлеки меня, и я научусь.

Развернув букет, я молча кладу его поверх остальных. Я думал, что захочу что-то сказать, когда приеду сюда, но к горлу подкатывает тошнота, и я не могу вымолвить ни слова.

Мы с мамой навещали родню в Нью-Гэмпшире, когда погиб мистер Баумен, поэтому похороны мы пропустили. Отчасти я об этом жалел, но, с другой стороны, испытывал облегчение. В последний раз я был на похоронах пять лет назад, когда хоронили Лейси. Ее положили в гроб в платье, которое она купила для осеннего бала, и все ее подруги тоже пришли на похороны в бальных платьях – яркие пятна в море черного цвета. Было жарко для октября, и я помню, как потел в своем колючем костюме, стоя рядом с отцом. Взгляды и перешептывания насчет Деклана уже начались. Брат стоял в стороне от нас, неподвижный, как статуя, а отец оттягивал ворот сорочки, словно задыхался от пристальных взглядов.

После убийства Лейси мои родители продержались полгода. Да и до этого отношения у них были не очень. Казалось, что все ссоры происходили из-за денег – счетов за коммунальные услуги, ремонта автомобиля и второй работы, которую, по мнению мамы, должен был найти папа, когда ему сократили ставку на складе. Но в действительности дело заключалось в том, что в какой-то момент они перестали друг друга любить. Они никогда не кричали, просто кипели скрытым негодованием, и оно распространялось по всему дому, как ядовитый газ.

Сначала я обрадовался его отъезду. Потом, когда он стал жить с женщиной в два раза его моложе и стал забывать присылать деньги, я испытал жгучую злость. Но я не мог этого показать, потому что злостью стало то, что люди говорили про Деклана приглушенным, обвиняющим тоном.

Дрожащий голос Мии возвращает меня к действительности.

– Как плохо, мистер Баумен, что вас нет. Спасибо за то, что вы всегда были такой хороший и никогда не сравнивали меня с Дейзи, в отличие от всех других учителей. Спасибо, что сделали научные занятия почти интересными. Я надеюсь, что карма даст пинка под зад тому, кто это сделал, и он получит по заслугам.

У меня щиплет в глазах. Я моргаю и смотрю в сторону, и неожиданно мой взгляд замечает в отдалении что-то красное. Я снова моргаю, потом прищуриваюсь.

– Что это?

Миа заслоняет глаза от солнца и прослеживает мой взгляд.

– Что именно?

С того места, где мы стоим, сказать невозможно. Мы начинаем пробираться по траве через участок приземистых могил колониальной эпохи, на которых вырезаны черепа с крыльями. «Здесь покоится тело миссис Сэмюэл Уайт», – читаем мы на последней, мимо которой проходим. Миа, отвлекшись на минуту, делает вид, что хочет пнуть камень.

– У нее было собственное имя, идиот, – говорит она [3].

Тут мы наконец оказываемся достаточно близко от того, что привлекло наше внимание, когда мы стояли у могилы мистера Баумена, и мы застываем на месте.

На сей раз это не просто граффити. С крыши мавзолея свисают три повешенные за шею куклы. На всех короны и длинные, блестящие платья, пропитанные красной краской. И совсем как у культурного центра, красные буквы кровью стекают по белому камню под ними:

Я СНОВА ЗДЕСЬ

ВЫБИРАЙ СВОЮ КОРОЛЕВУ, ЭХО-РИДЖ

СЧАСТЛИВОГО ОСЕННЕГО БАЛА

Кричаще яркий, заляпанный красным корсаж украшает соседнюю с мавзолеем могилу, и на меня накатывает тошнота, когда я узнаю участок кладбища. На похоронах Лейси я стоял почти на том самом месте, где стою сейчас. Миа в ярости вскрикивает, когда приходит к тому же выводу, и бросается вперед, словно собирается смахнуть с могилы Лейси кажущийся окровавленным корсаж. Я успеваю схватить ее за руку.

– Не надо. Мы не должны ничего трогать. – И затем мое отвращение быстро сменяется новой неприятной мыслью. – Черт. Я снова буду тем, кто об этом сообщит.

На прошлой неделе мне вроде как повезло. Новая девушка, Эллери, вроде бы поверила мне, поэтому, когда мы вернулись в центр, чтобы сообщить взрослым, она не упомянула, что застала меня с баллончиком в руке. Но по культурному центру все равно пополз слух, который с тех пор меня и преследует. Дважды за одну неделю – мало приятного. Расходится со стратегией «Затаись, пока не пронесет», над которой я работаю с тех пор, как Деклан уехал из города.

– Может, кто-то уже сообщил и полиция просто еще не приехала? – произносит, оглядываясь, Миа. – Середина дня. Люди постоянно приходят сюда и уходят.