Верная жена - Роберт Гулрик Страница 13

Его поражало то, что каждое утро он просыпался с ясной головой. Комнаты были такими же аккуратными, какими он оставлял их накануне. Ральф ел прекрасную тосканскую еду, которую приносили спокойные темноглазые слуги. Учился. Брал уроки бокса. Нанял студента из университета и каждый день по несколько часов зубрил итальянский язык, чтобы говорить с той девушкой. Он скакал верхом и охотился. Ральф решил покорить сердце прекрасной незнакомки. Выяснил ее имя — Эмилия.

Одежда его была великолепной, превосходные манеры не позволяли догадаться о его американском происхождении. Он смазывал волосы бриллиантином и пользовался одеколоном из аптеки при монастыре Санта-Мария Новелла. [4]Все это он делал на деньги которые получал из дома.

Его представили отцу Эмилии, потом ее матери Каждый предмет в гостиной говорил о старинной роскоши и культуре. Наконец ему позволили пообщаться с Эмилией. В свои двадцать пять лет Ральф был наивнее, чем эти люди в младенчестве.

Они были заурядными, безденежными, претенциозными и амбициозными в отношении своей дочери. Ральф принял их не за тех; он не знал, что многие итальянцы присваивают себе аристократические титулы. Не замечал, что у них нет денег, что своим слугам они недоплачивают. Когда он вошел в переднюю дверь, с заднего хода выбежала рассерженная портниха. Ральф не понимал, что дочь — их единственный товар, который они хотят продать подороже.

Видя перед собой изумительную красавицу, он упивался ее музыкальным голосом и чудесными манерами. После всех уроков по-итальянски он изъяснялся не лучше ребенка. Эмилия щебетала на приятном французском и комичном английском. Краснела как заря, когда он пытался заглянуть ей в глаза. Несколько месяцев она была мила, очаровательна и недоступна, словно персик на верхушке дерева.

Труит шептал ее имя, когда гулял по набережной Арно. Ему было физически больно, когда ее не было рядом, словно горели нервы. Только с ней он не был противен самому себе. Он зажигал свечи и молился о чуде — ее любви. Наконец Ральфу намекнули, что Эмилия выставлена на торги.

0на 5ыла с ним мила и бесконечно очаровательна. Ральф, так плохо разбиравшийся в чувствах, думал, что видит на ее лице свет взаимности, и поверил, что она любит его. Ее отец будет опечален разлукой с ней, но ему придется смириться, потому что она любит Ральфа, и, в конце концов, ему компенсируют эту потерю.

Ральф запросто совершал покупки. Три года он провел в серебряных подвалах и картинных галереях Европы и знал, что аристократия нелегко расстается со своим богатством. Знал также, что, в конце концов, уступает — вопрос заключается в цене.

И тогда он попросил отца прислать крупную сумму. Тот ответил, что исполнит просьбу, если сын вернется домой и займется бизнесом. Сделка состоялась. Ральф может жениться, если возьмет на себя ответственность, от которой так долго уклонялся. Для Ральфа это было счастливое решение. Он понимал: как ни длинна веревка, на которой его выпустили погулять, рано или поздно он ощутит во рту крючок, и его притащат домой.

Всю жизнь он надеялся, что ему повезет любить кого-то, с кем он поговорит о своих страхах, кто поможет от них избавиться. Эмилии он поведал свои ужасные тайны. В его венах горел огонь, сердце жег гнев, но девушка тотчас излечила его смехом и поцелуем.

«Ты увидишь, как это глупо, — успокоила она, — Никто от этого не умер».

Эмилия легко отнеслась к его словам. Ее английский состоял из поэзии и света, у нее не хватало словарного запаса для понимания такой темноты. Она знала только, что ее растили для продажи, а быть проданной Ральфу — не самый плохой вариант.

Началось ожидание ее изысканного приданого. Его прислали из Парижа, придирчиво осмотрели, несколько раз поменяли. Отец Эмилии жестко торговался буквально по каждому пустяку, не упуская ни одной мелочи. Труит получил несколько телеграмм. В первой было сказано, что его отец болен и необходимо срочно отправляться в дорогу, однако Ральф не смог. Во второй сообщалось, что отец умирает, но Ральф все ждал, когда будет готова его невеста.

«Твой отец умер», — гласила третья телеграмма. Труит второпях женился на Эмилии, сел на поезд, потом на корабль, снова на поезд, пока не явился с молодой женой на ферму. Состоялось возвращение блудного сына.

Эмилия забеременела еще до приезда в Висконсин. Ральф радовался и одновременно боялся рождения ребенка. Позже он вспоминал, как стоял на коленях возле могилы отца, рядом — Эмилия. Ее пышная жемчужно-серая парижская юбка мерцала на солнце. Лицо, такое ангельское во Флоренции, казалось слишком экзотичным на фоне плоского пейзажа.

Это было так давно. Все умерли: его отец, Эмилия, маленькая девочка, которую она родила в ту первую весну в Висконсине, его брат. Умерла даже его безжалостная мать. Она так и не простила его.

Ральф надеялся, что время излечит, но этого не случилось Двадцать лет ни одна душа не прикасалась к нему с любовью или страстью. Он полагал, его желание тоже исчезнет, и с каждым годом удивлялся, что похоть пожиравшая его в молодости, никуда не делась. Она бушевала с тем же яростным пылом, охватила его сердце и с каждым годом сжимала все крепче.

Тем не менее он устранялся от мягких голосов нескольких женщин, которые с ним заговаривали. Он мог взять любую из них, но выбрал одиночество. Вернее, это одиночество, ужасное и нерушимое, выбрало его. Однако и ночью, и днем его плоть терзало желание, ум постоянно обращался к сексуальной жизни мужчин и женщин; в равной мере он ненавидел окружающих и заботился о них. Его любовь умерла вместе с Эмилией и ребенком, но страсть процветала в выжженной пустыне его сердца, тихий ее шепот не умолкал в ушах.

Кэтрин и миссис Ларсен пришли, когда он впал в горячку. Они притронулись к нему. Эти касания были одновременно обжигающими и холодными.

Три дня валил снег. Кэтрин это так наскучило, что временами она боялась сойти с ума или забыть, зачем приехала. Она должна была помнить о своем плане. Каждую ночь она вертела в руках голубую бутылочку и через ее стекло глядела на метель, словно на шар со снегом. [5]Каждую ночь она молилась, чтобы Ральф не умер.

Если она не ухаживала за Труитом, то бродила по комнатам, все изучала, трогала каждую вещицу, каждый предмет мебели. Переворачивала каждую тарелку, брала в руки каждый серебряный предмет, смотрела фирму-производителя. «Лимож, Франция». «Тиффани и K°, Нью-Йорк». «Веджвуд». Прикидывала цену каждого предмета и определяла общую стоимость.

Короткие беседы с миссис Ларсен были посвящены уходу за Ральфом и казались Кэтрин кусками, выхваченными из экзотического иностранного языка.