Измена, сыск и хеппи-энд - Светлана Гончаренко Страница 13

— А как ее зовут? Кем работает?

— Зовут Лариской. Кладовщица она, сидит на клюшках да лыжах. Выдает, иногда сама кое-что развозит. Лариска. Ваша подруга?

— Кажется. Моя была Лариса, а вот фамилия другая. Может, она замуж вышла?

— Эта замужем. Мужу не подарок. Но оно мне надо? — вздохнула уборщица. — Мне надо, чтоб мимо не гадили. А эта и тут понабросает бычков, и у себя. Курит, как ханыга. Вы к ней, в комнату ее зайдите! Срач! Понакурено, понакидано всего. Объедки кругом, стаканы немытые стоят, тарелочки одноразовые давленые. Любит она компашки собирать, вот и бегают к ней. Жрут, сорят. Когда, извините, и гандон выметешь. Бойкая баба!

Вика при упоминании гандона задрожала, но постаралась деликатно подъехать к самому жгучему вопросу.

— Гандон? У нее что, парочки встречаются?

— Может, и встречаются. Я не видала, свечку не держала. А вот сама она слылась тут с одним. Мордастый такой, плечистый. Разговор только у него неясный, не разберешь, чего ему надо, все тык да мык. А к Лариске завсегда бегает. С осени они еще слычались, как стали на Блошиную горку ездить. Она на него так и кидается.

— Надо же!

— Срам, — плюнула тетка. — Вот если она ваша подруга и вы ее признали, так ей скажите, пусть она это дело бросит, ну, с мордастым-то. Он женатый, она замужем, детишки у обоих. Что же хорошего выйдет? Про мордастого жену я ничего не слыхала, врать не буду, а вот Ларискин, говорят, доцент каких-то наук в Политехническом. Каково ему? Вы не стесняйтесь, проберите ее как следует, Лариску-то. На подругу она не обидится.

— Знаете вы такого преподавателя в Политехническом, Гузынина? — спросила Вика.

— Этого подлеца? Еще бы!

Елена Ивановна Рычкова фукнула сердито в сторону длинной струей сигаретного дыма и снова затянулась. В ее глазах запрыгал злой голубой огонь. Она знала все на свете, но к информации, касающейся ее сына Максимки, надо было подходить с осторожностью. Окончив школу, ребенок уже девять лет безуспешно учился в различных институтах. Дважды он был женат и разведен, родил трех дочерей в трех местах и даже оказывал детишкам материальную помощь силами Елены Ивановны. До сих пор ребенок много танцевал на дискотеках, много просаживал на игральных автоматах, без конца терял деньги, шапки и паспорта и все никак не мог решить, чем бы ему заняться, кроме перечисленного. Странно было, что язвительная, умная, проницательная Елена Ивановна все еще не видела на этом солнце никаких пятен. Просто у ребенка учителя были дураки, жены стервы, преподаватели подлецы, друзья ворюги, попутчики в трамвае карманники. Игральные автоматы заряжали жулики, паспорта выдавали коррупционеры. Вика решилась спросить Елену Ивановну про “доцент каких-то наук”, потому что Максимка в этом году обучался в Политехническом. Елена Ивановна уверенно сообщила:

— Гузынин — законченный подлец. Представь, по-черному дерет с бедных студентов. Зачет — сотня зеленых, экзамен — три. Иначе и не суйся! Причем больше тройки, подлец, не поставит — за четверку двойная такса. А пятерок, кажется, никто даже и не просит. Монстр!

Вика возмущенно покачала головой:

— Какой ужас! А что он преподает?

— Высшую математику и основы анализа. Абсолютно никому не нужная фигня, особенно на экономико-международном факультете, где мой Максимка. Но Гузынин там-то особенно и свирепствует. Всех затерроризировал.

— Да, жуткий человек, — согласилась Вика. — И фамилия какая противная. От слово гузно.

— Тебе-то он зачем?

— Так, соседка попросила узнать, — уклончиво ответила Вика.

— Чего узнать? Сколько он берет?

— Ну да.

— Говорю же, сотню зеленых, чтоб его разорвало!

В последнее время Вика врала много и удачно. Прежде, соврав, она предательски розовела и, как в детстве, полагала, что настоящую правду всегда можно прочитать по ее медовым глазам. Теперь же, в разгар семейной катастрофы она, немного побарахтавшись и наглотавшись грязи, как трехмесячный щенок, брошенный в канаву, отфыркалась, отплевалась — и поплыла в море лжи. Это море оказалось неглубоким и неопасным. Переводы теперь выходили у нее легко — она больше не искала в бумагах “Грунда” не смысла, не правдоподобия и даже из озорства подпускала в них от себя казуистических красот. Красоты она черпала из пяти килограммов брошюрок, что приволок из Стенсоновского университета, штат Мэн, Смоковник. Самому Смаковнику она, не моргнув глазом, вдруг как-то заявила, что ей чрезвычайно нравится атмосфера доверия и теплоты, установившаяся в их отделе. Виталий Ефимович Савостин, слышавший это признание из-за своей перегородки, даже поперхнулся содой от удивления и долго кашлял. Серолицего Гусарова она радостно поблагодарила за какое-то угрожающее замечание насчет дисциплины. Гусаров от неожиданности даже смутился и потрогал на груди неправильную кость. Вика врала и Елене Ивановне, которой прежде побаивалась. Всё, всё было трын-трава в сравнении с ее бедой. Беда эта не сливалась больше со всеобщим мраком мировых ужасов, а имела лицо, и имя, и противную фамилию. Когда истина открылась, Вика некоторое время пребывала в полном оцепенении. Пашка каждый день добросовестно рассказывал ей, по каким производственным причинам его не было ночью. Вика не возражала. Ее придавила висевшая, оказывается, на тоненькой ниточке и вмиг рухнувшая громада безоблачного семейного счастья. Иногда из-под этой тяжести просовывали блеклые головки ростки безумных, неправдоподобных надежд — а вдруг Пашка действительно по ночам посещает спортивные объекты? С блондинкой, она ведь заведует какими-то клюшками? А выметенный уборщицей презерватив вообще неизвестно чей… Но Пашкина рука на желтом свитере в “Саабе”… Тут уже все ростки вяли и кукожились на глазах. Вика гнусно обманута, это ясно. Все умеют отлично врать! Даже нехитрый простодушный Пашка так естественно возмутился, когда Вика намекнула, что ночами он веселится. — А вдруг он все-таки ездит на объекты? С блондинкой? Нет, выяснить, что и где с Пашкой происходит по ночам, стало совершенно необходимо. Последний удар. Последняя точка. Последняя капля. А там уже можно решать…

Белокурый парик Вика купила на рынке. Папаху пришлось вернуть коллекционерке. Та нашла, что побывав в Викиных руках, ее сокровище полиняло и поредело (Жанна утверждала обратное). Значит, пора заиметь свой реквизит! Парики, подвешенные на веревочке, колыхались перед Викой на весеннем ветерке и напоминали нахальные тропические цветы. Она не знала, какой предпочесть — сиреневый с елочным блеском или ярко-апельсиновый. Оба они были дики, невероятны и совершенно несовместимы с изысканным Викиным стилем. Она и хотела стать нынче наглой, фальшивой и бесстыжей. Она натянет страшно тесные штаны гнусного, нутряного алого цвета (эти штаны у нее уже были, теткин подарок; она поддевала их зимой под брюки для прогулок). Вика вдруг с ужасом поняла, что хочет нарядиться вульгарной Лариской Гузыниной. Пусть так. Ну и что? Она наденет алые штаны и еще покажет им обоим! Она не будет больше глупо сигналить на дороге и унижаться перед таксистами. Машину надо взять заранее — какого-нибудь непритязательного левака. Поглядим, куда вы отправитесь, на какие объекты!