Карточный домик - Майкл Доббс Страница 13

Он вернулся через двенадцать минут, когда Уркхарт уже в сотый раз принялся разглядывать портреты предыдущих премьер-министров, висевшие на стенах знаменитой лестницы. Все это время он думал о том, какими несостоятельными, совершенно не годными для столь важного поста были многие из этих людей. По сравнению с ними Ллойд Джордж и Черчилль являлись потрясающими врожденными лидерами, хотя один из них прославился распущенностью, а другой – высокомерием и пьянством, и ни одного из них не пощадила бы современная пресса, охочая до сенсаций. Из-за того, что нынешние журналисты всюду суют свои носы и никого не жалеют, после войны плечи многих государственных деятелей окутало одеяло посредственности, мешавшее тем, кого природа наделила индивидуальностью и настоящим талантом. Коллинридж, который получил свой пост благодаря умелым выступлениям по телевизору, являлся типичным примером того, какой поверхностной стала современная политика. Уркхарт жалел о великом прошлом, когда политики сами устанавливали законы и не боялись правил, придуманных средствами массовой информации.

Его размышления прервал вернувшийся секретарь главы правительства.

– Прошу прощения, что заставил ждать, Главный Кнут. Премьер-министр готов вас принять.

Когда Фрэнсис вошел в комнату, которую современные премьер-министры традиционно использовали в качестве кабинета, он заметил, что, несмотря на определенные попытки привести большой стол в порядок, на нем высились груды бумаг и заметок, явно написанных за последние полтора часа. Из мусорного ведра торчала пустая бутылка кларета, а на подоконнике стояли тарелки с хлебными крошками и увядшими листьями салата. Председатель партии сидел справа от стола Коллинриджа, разложив на зеленой коже свои записи. Рядом с ними лежала большая стопка папок из манильской бумаги с биографиями членов парламента, полученных в штабе партии.

Уркхарт принес стул и уселся напротив Коллинриджа и Уильямса. Их силуэты выделялись на фоне окна, и Главный Кнут прищурился, пытаясь пристроить собственную папку на колене.

– Фрэнсис, вы любезно поделились со мной своими идеями на предмет перестановок в правительстве, – начал премьер-министр, без церемоний перейдя сразу к делу. – Я вам очень признателен. Подобные предложения невероятно полезны и стимулируют мои собственные мысли. Не вызывает сомнений, что вы потратили много времени и усилий, чтобы сформулировать свои предложения. Но прежде чем мы перейдем к деталям, я полагаю, нам следует поговорить о наших целях в более широком масштабе. Вы предлагаете… ну, как бы это лучше сказать… довольно радикальные перемены. Шесть новых членов Кабинета и серьезное перераспределение портфелей среди остальных. Объясните мне, что заставило вас прийти к выводу, что нам необходимы столь жесткие меры? И что, по-вашему, они нам дадут?

Уркхарту совсем не понравились эти вопросы. Он рассчитывал, что его привлекут к обсуждению конкретных кандидатов на новые посты, а вместо этого его попросили объяснить, почему он предлагает сделать именно такие перестановки, причем до того, как он смог понять, что думает сам премьер-министр по данному вопросу. Коллинридж знал, что Главный Кнут должен уметь распознавать, чего хочет глава правительства, и ошибки могли иметь очень серьезные последствия. Неожиданно Фрэнсису пришла в голову мысль, что его подставляют.

Он поморгал, пытаясь прогнать солнечные блики, заслонявшие фигуру премьер-министра, но так и не смог прочитать выражение его лица. Главный Кнут уже пожалел, что изложил свои идеи на бумаге вместо того, чтобы сделать это устно, но сокрушаться теперь было уже поздно.

– Разумеется, это только предложения, идеи на тему о том, что вы могли бы сделать, – начал он объяснять свою позицию. – Я подумал, что в целом было бы полезно произвести серьезные перестановки в правительстве, чтобы показать, что вы жестко контролируете его и ждете новых идей и нового образа мышления от ваших министров. Кроме того, таким образом появляется шанс для наших более пожилых коллег уйти на покой: это печально, но необходимо, если вы хотите внести живую струю в наше дело и привлечь к работе тех из младших министров, которые прекрасно себя показали.

«Проклятье, – неожиданно подумал он, – этого не следовало говорить в присутствии древнего ублюдка Уильямса, сидящего по правую руку от премьер-министра!».

Фрэнсис знал, что должен вести себя осторожнее, и внутри у него все сжалось. Коллинридж никогда не отличался жесткостью и не любил принимать решения. Уркхарт не сомневался, что его предложения будут благосклонно приняты, поскольку все названные им кандидаты обладали не вызывавшим сомнений политическим талантом. А еще, как он рассчитывал, мало кто мог сообразить, что большинство из них являются его должниками – это были министры, которым он помог выбраться из неприятного положения, чьи слабости хорошо знал и чьи грешки прикрывал, чтобы о них не стало известно их женам и избирателям.

Уильямс смотрел на Главного Кнута глазами пожилого, умудренного опытом человека. Неужели он все знает? Неужели понял? В комнате повисла тишина, Коллинридж постукивал карандашом по столу, очевидно, пытаясь отыскать подходящие возражения на выдвинутые Уркхартом доводы.

– Мы стоим у власти гораздо дольше любой другой партии с тех пор, как закончилась война, и в связи с этим возникают определенные проблемы, – продолжил тот. – Например, скука. Мы должны создать новый, более свежий образ нашего правительства, нам следует опасаться застойных явлений.

– Это очень интересно, Фрэнсис, и я с вами согласен… в целом. Мы с Тедди как раз это обсуждали, – заявил премьер-министр. – Мы говорили о необходимости привлечения молодых талантливых людей и о том, что мы должны найти новую движущую силу, поставить новых людей на новые позиции. И я нахожу многие из ваших предложений на предмет изменений на низших министерских уровнях весьма убедительными.

– Но они не имеют решающего значения, – тихо проговорил Уркхарт.

– Проблема в том, что слишком серьезные перестановки наверху могут оказаться весьма разрушительными. Большинству министров Кабинета требуется больше года, чтобы освоиться на новой должности, однако сейчас мы не можем потратить на организационные вопросы год – нам необходимо показать положительные результаты как можно скорее. Ваши предложения о перестановках в Кабинете вместо того, чтобы помочь нам претворить в жизнь нашу новую программу, в конечном итоге затормозят ее внедрение – так считает Тедди.

«Какая еще новая программа?! – мысленно возопил Уркхарт. – Наш манифест ничего такого не предполагал!»

Он заставил себя успокоиться, прежде чем ответить Генр-и:

– А вам не кажется, что потеря в голосах избирателей говорит о том, что они хотят перемен?

– Интересная мысль. Но, как вы сами сказали, ни одно правительство с тех пор, как закончилась война, не продержалось у власти столько, сколько мы. Должен заметить, Фрэнсис, что мы вряд ли могли бы переписать учебники истории, даже если б наши избиратели посчитали, что мы выдохлись. Таким образом, можно сделать вывод, что в целом они довольны нашей деятельностью и ничто не указывает на то, что они желают серьезных перемен. Кроме того, есть еще один, исключительно важный в данных обстоятельствах момент. Именно потому, что мы выиграли выборы с небольшим преимуществом, мы должны постараться сделать все, чтобы у общественности не возникло впечатления, что мы в панике. В противном случае у нашей партии и всей страны возникнет неверное представление о наших перспективах, что приведет к требованиям перемен, которые вас так беспокоят. Вспомните Макмиллана, который уничтожил свое правительство тем, что уволил треть Кабинета. Это событие назвали «Ночь длинных ножей», и через год после этого он лишился своего поста. В мои планы не входит повторять его ошибки. Я считаю, что мы должны вести себя более взвешенно.