Убийца внутри меня - Джим Томпсон Страница 14

— Ага, ну да, — протянул Боб. — Лу, не хочешь съездить в Форт-Уорт ненадолго? Может, и я прокачусь.

— А чего? Можно, наверно, — сказал я.

— Ну так на том и порешим. Договорились, Хауард? И тебе мороки меньше.

Официантка поставила перед нами тарелки, и Боб взялся за нож и вилку. Под столом я сапогом поймал его пинок. Хендрикс прекрасно понимал, что почем, но признаться — боже упаси, слишком много в нем дутого. Ему и дальше надо великого героя изображать — окружного прокурора, который никому не подчиняется.

— Так, послушай-ка сюда, Боб. Может, я тут человек, на твой взгляд, новый. Может, мне чему еще надо поучиться. Но, ей же богу, закон я знаю и…

— Я тоже, — кивнул шериф. — Тот, что в книгах не писан. Конуэй тебя не спрашивал, можно ли отвезти ее в Форт-Уорт. Он тебе про это сообщал. Время не упомянул?

— Ну… — Хендрикс с трудом сглотнул. — Он думал — сегодня в десять утра. Он хотел… он фрахтует двухмоторный у авиакомпании, туда кислородный баллон поставят и…

— Ага. Ну что ж, тогда все в порядке. У нас с Лу еще есть время почиститься и вещички сложить. Я завезу тебя домой, Лу, как только доедим.

— Отлично, — сказал я.

А Хендрикс ничего не сказал.

Через минуту-другую Боб глянул на него и поднял брови:

— Что, яичница несвежая, сынок? Лучше ешь, пока не остыла.

Хендрикс глубоко вздохнул и принялся за еду.

Мы с Бобом приехали в аэропорт сильно заранее, поэтому просто зашли в самолет и расположились там поудобнее. В багажном отделении чем-то гремели рабочие — что-то приделывали по наказу врача, — но мы так устали, что этот грохот нас только убаюкал. Первым клевать носом начал Боб. Потом и я прикрыл глаза — пускай отдохнут. И похоже, немедленно уснул. Даже не понял, когда мы взлетели.

Вот только что закрывал глаза — а вот Боб уже меня трясет и показывает в иллюминатор:

— Вот он, Лу. Коровий городок.

Я выглянул и посмотрел вниз. Подумаешь! Из округа я никогда раньше не выезжал, а теперь Джойс не выживет — можно и видами полюбоваться. Да только я все пропустил. Все проспал.

— Где мистер Конуэй? — спросил я.

— В багажном отделении. Я только что сходил посмотрел.

— Она… еще без сознания?

— Угу, по-моему, ей уже никакое сознание не светит. — Боб мрачно покачал головой. — Конуэй не соображает, какая ему удача привалила. Если б этот никудышник Элмер не помер, на первом суке бы уже болтался.

— Ну да, — сказал я. — Все вполне паршиво.

— Даже не знаю, что на людей находит — такое творить. Не понимаю, и все тут! До чего ж надо нажраться, каким гадом быть, чтоб учудить этакое.

— Боюсь, тут я виноват, — сказал я. — Не надо было разрешать ей остаться в городе.

— Ну-у… Я ж тебе говорил — рассуждай сам, она штучка та еще, как я слыхал. Я б, наверное, и сам ей разрешил, будь я на твоем месте.

— Ты уж меня прости, Боб, — сказал я. — Теперь я очень жалею, что к тебе не пришел и стал с этим шантажом сам разбираться.

— Н-да, — медленно кивнул он. — Только мне кажется, мы уже достаточно про это поговорили. Сделанного не воротишь, мы тут уже ничего не исправим. Разговоры городить да кряхтеть ничего нам не даст.

— Не даст, — согласился я. — По-моему, снявши голову, по волосам не плачут.

Самолет стал снижаться и заходить на посадку, и мы пристегнули ремни. Через пару минут мы уже подскакивали по летному полю, а полицейская машина и «скорая» ехали рядом и пытались от нас не отстать.

Самолет остановился, из кабины вышел пилот и открыл дверь. Мы с Бобом вылезли; врач наблюдал, как выгружают носилки. Сверху они были накрыты такой палаточкой, и я видел лишь общий контур тела под простыней. Потом и того не стало видно — носилки быстро покатили к «скорой». А мне на плечо опустилась тяжелая рука.

— Лу, — сказал Честер Конуэй, — ты поедешь со мной в патрульной машине.

— Э-э… — Я глянул на Боба. — Я как-то надеялся, что…

— Ты поедешь со мной, — повторил он. — Шериф, ты едешь в «скорой». Встретимся в больнице.

Боб сдвинул стетсон на затылок и жестко на Конуэя посмотрел. Потом лицо у Боба как-то просело, он отвернулся и зашаркал потертыми сапогами по бетонке прочь.

Я и раньше довольно сильно нервничал — как мне вести себя с Конуэем? Теперь же, увидев, как он помыкает стариной Мейплзом, я и подавно запсиховал. Отпрянул от его руки и залез в патрульную машину. Когда Конуэй сел и захлопнул дверцу, я отвернулся.

«Скорая» тронулась по летному полю. Мы — следом. Конуэй поднял стеклянную перегородку между нашим сиденьем и водительским.

— Не понравилось тебе, а? — проворчал он. — Ну что, пока все не закончится, тебе еще много чего не понравится. У меня на кон поставлена репутация моего мальчика, понимаешь? И моя собственная. Я только за этим слежу, и ни за чем кроме, а этикет мне побоку. И миндальничать я тут ни с кем не буду.

— Да уж наверняка, — сказал я. — Поздновато начинать в вашем возрасте.

И тут же пожалел, что сказал; я себя этим выдавал, понимаете. Но он, казалось, меня не услышал. Как обычно, он не слышал того, чего слышать не хотел.

— Этой женщине сделают операцию, как только приедем в больницу, — продолжал он. — Если выкарабкается, к вечеру сможет заговорить. Я хочу, чтобы ты был рядом — как только у нее наркоз выветрится.

— И?.. — спросил я.

— Боб Мейплз — он мужик ничего, только слишком старый, реакция не та. Может все испортить, как раз когда нужнее всего. Поэтому я его и подпускаю, когда не важно, есть кто рядом или нет.

— Я не очень понимаю, — сказал я. — Вы в том смысле, что…

— Я в гостинице номера заказал. Я тебя там высажу, и ты сиди, пока не позову. Отдохни, понял? Хорошенько отдохни, чтоб не спать на ходу, когда придет время.

— Ладно, — пожал плечами я, — только я в самолете уже выспался.

— Так еще поспи. Может, всю ночь не придется.

Гостиница была на Западной Седьмой улице — в нескольких кварталах от больницы; и Конуэй снял целые апартаменты. Помощник управляющего поднялся в номер вместе со мной и коридорным, а через пару минут принесли поднос с виски и льдом. За первым официантом вошел второй — с горкой сэндвичей и кофе.

Я себе хорошенько налил и подошел со стаканом к окну. Уселся в большое кресло и задрал ноги на батарею. Ухмыляясь, откинулся на спинку.

Конуэй, конечно, шишка, спору нет. Помыкает тобой — да так, что тебе может и понравиться. Ему по карману такие вот места, где народ по стойке смирно стоит, чтоб только ему услужить. В его распоряжении всё — кроме сына и доброго имени.