Апелляция - Джон Гришэм Страница 14

— Могу ли я повысить ставку до восемнадцати? — И вновь овации. У Карла появилась еще пара лишних минут на раздумья. Если он был готов выложить семнадцать, то почему не восемнадцать? А если он согласится и на восемнадцать, то Флинт поймет, что он, Карл, дойдет до победного конца, черт возьми.

Попытка не пытка.

— Итак, восемнадцать? — спросил аукционист.

— Да, — ответил Карл достаточно громко для того, чтобы его услышали. План сработал. Пит Флинт отступил, сохранив кучу денег, и радостно наблюдал за тем, как великий Карл Трюдо завершает совершенно идиотскую сделку.

— Продана за восемнадцать миллионов мистеру Карлу Трюдо! — взревел аукционист, и все присутствующие вскочили с мест.

«Имельду» опустили на пол, чтобы новые владельцы могли попозировать с ней. Многие другие, испытывая зависть и в то же время упиваясь гордостью, таращились на чету Трюдо и их новое приобретение. На сцене материализовался ансамбль, и пришло время танцев. Брианна была в ударе: деньги всегда приводили ее в сумасшедший восторг, но на половине первого танца Карл осторожно подтолкнул ее в направлении выхода. Разгоряченная, она похотливо пыталась продемонстрировать как можно больше обнаженных частей тела. Мужчины смотрели на нее, и ей это нравилось.

— Уходим, — сказал Карл после второго танца.

За ночь Уэс каким-то образом умудрился перебраться на диван — гораздо более подходящее место для отдыха — и когда проснулся, еще до рассвета, Мэк лежал рядом, уткнувшись ему в бок. Мэри-Грейс и Лайза распластались на полу под ними, и, казалось, весь мир для них не существовал. Они смотрели телевизор, до тех пор пока дети не уснули, а потом тихо открыли и распили бутылку дешевого шампанского, которую давно берегли для особого случая. Алкоголь и усталость сделали свое дело, и они отключились, успев дать друг другу клятву проспать целую вечность.

Пять часов спустя Уэс открыл глаза и уже не смог их закрыть. Он снова находился в зале суда, весь на нервах, покрытый испариной, наблюдая за тем, как вереницей выходят присяжные, и пытаясь разгадать их мысли, а потом слышал волшебные слова судьи Харрисона. Он никогда не забудет эти слова.

Его ждал чудесный день, и он не собирался тратить его на лежание на диване.

Он осторожно встал, не потревожив Мэка, накрыл его одеялом и молча прошел в их с Мэри-Грейс неубранную спальню, где переоделся в спортивные шорты, футболку и туфли. Во время суда он старался бегать каждый день, иногда в полночь, а иногда в пять утра. Месяц назад его запросто можно было встретить за шесть миль от дома в три часа ночи. Бег помогал ему освежить голову и снять стресс. Он разрабатывал стратегию, проводил перекрестный допрос свидетелей, спорил с Джаредом Кертином, выступал перед присяжными и успевал выполнить кучу других дел, бороздя асфальтовые просторы во тьме.

Возможно, во время этой пробежки ему удастся сконцентрироваться на чем-то другом, кроме процесса. Быть может, на отпуске. На пляжном отдыхе. Но перспектива возможной апелляции уже тяготила его.

Мэри-Грейс не шелохнулась, когда он на цыпочках вышел из квартиры и закрыл за собой дверь. На часах было 5.15.

Он разбежался без всякой разминки и вскоре оказался на Харди-стрит, направляясь к кампусу Университета южного Миссисипи. Ему импонировало спокойствие этого места. Он кружил у общежитий, где когда-то жил, у футбольного стадиона, где когда-то играл, а через полчаса завернул в «Джава Веркс», его любимый кафетерий, через дорогу от городка. Он положил четыре монеты по двадцать пять центов на прилавок и взял маленькую чашку кофе домашнего купажа. Четыре монеты по двадцать пять центов. Он чуть не рассмеялся, отсчитывая их. Он всегда заранее думал о покупке кофе и поэтому вечно охотился за четвертаками.

В конце барной стойки лежали утренние газеты. На передовице «Хаттисберг американ» красовалась статья с кричащим названием «„Крейн кемикл“ накололи на 41 миллион». Статья сопровождалась большой великолепной фотографией, на которой он и Мэри-Грейс выходили из здания суда, усталые, но счастливые. И еще там была фотография Дженет Бейкер, все еще со слезами на глазах. Цитировались речи многих юристов и некоторых присяжных, включая короткую сумбурную речь доктора Леоны Рочи, которая явно оказала влияние на решение, принятое в зале совещания присяжных. Среди других ее фраз, которые могли бы стать крылатыми, особенно выделялась следующая: «Нас разозлило то, насколько нагло и расчетливо „Крейн“ отравляла природные ресурсы, пренебрегая всеобщей безопасностью, а потом обманывала всех, пытаясь скрыть этот факт».

Уэс любил эту женщину. Он прочел длинную статью на одном дыхании, не притронувшись к кофе. Самая главная газета штата, которую выпускали в Джексоне, называлась «Кларион леджер», и хотя заголовок передовицы звучал более сдержанно, он все же производил впечатление: «Присяжные приговорили „Крейн кемикл“ — вердикт ошеломляет». Масса фотографий, цитат, подробностей судебного процесса, и через пару минут Уэс неожиданно для самого себя обнаружил, что уже читает текст по диагонали. А вообще самое лучшее название придумали в газете «Сан гералд» из Билокси: «Присяжные — компании „Крейн“: — Ну как, съели?»

Передовицы и фотографии в популярных ежедневных газетах. Неплохой выдался день для маленькой юридической фирмы «Пейтон энд Пейтон». Скоро все вернется на круги своя, и Уэс был к этому готов. Телефоны в офисе начнут разрываться от звонков потенциальных клиентов по поводу разводов, банкротств и прочих мелочей, на которые у Уэса не хватало терпения. Он вежливо отправит их восвояси, ведь ему не нужны мелкие дела, их и так всегда предостаточно, теперь он намеревается ловить в свои сети только крупную рыбу. Ошеломительный вердикт, фотографии в газете, разговоры о них на каждом углу — их бизнес вырастет до невиданных масштабов. Он допил кофе и вышел на улицу.

Карл Трюдо ушел из дома еще до рассвета. Он мог прятаться в пентхаусе целый день, предоставив специалистам по связям с общественностью разбираться с катастрофой. Он мог прятаться за спинами юристов. Он мог сесть в личный самолет и улететь на виллу на Ангилье или в особняк в Палм-Бич. Но Карл никогда бы так не поступил. Он никогда не бегал от скандалов и не собирался делать этого сейчас.

К тому же он хотел побыть подальше от жены. Прошлым вечером ему пришлось потратить на нее уйму денег, и теперь он злился из-за этого.

— Доброе утро, — бросил он Толиверу, забираясь на заднее сиденье «бентли».

— Доброе утро, сэр. — Толивер и не думал задавать глупых вопросов вроде «Как вы себя чувствуете, сэр?». На часах было 5.30 утра, и выезжать в такое время было не то чтобы сверхъестественно для мистера Трюдо, но и не вполне обычно. Как правило, они отправлялись в дорогу на час позже.

— Поддай газу, — сказал шеф, и Толивер помчался по Пятой авеню. Двадцать минут спустя Карл уже ехал в своем личном лифте вместе со Стю, помощником, работа которого заключалась в том, чтобы быть на связи 24 часа в сутки 7 дней в неделю, на тот случай, если величайшему из людей что-то понадобится. Стю подняли час назад и уже дали указания. Организовать утренний кофе с пшеничной булочкой, выжать свежий апельсиновый сок. Он получил список из шести газет, которые должны были лежать на столе мистера Трюдо к утру, и как раз уже прошерстил пол-Интернета на предмет статей о вердикте. Карл едва замечал его присутствие.