Прогулка по городу - Мэри Хиггинс Кларк Страница 14

— Она уходит в себя, — говорил он Джастину. — Внешне вроде бы соглашается с тем, что не должна чувствовать своей вины в смерти родителей, но я не верю ей. Она делает это для отвода глаз. Сплошные нежные воспоминания. Когда же волнуется, то начинает говорить и плакать, как маленький ребенок, и решительно отказывается от теста Роршаха.

Сара сообщала, что не замечала признаков склонности к самоубийству.

— Лори очень не любит ходить к доктору Карпентеру по субботам, — говорила она Джастину Донелли. — Она считает, что это лишняя трата денег, а в том, что она сильно опечалена смертью своих родителей, нет абсолютно ничего противоестественного. Лори явно оживляется, когда мы ходим в клуб. Получив пару весьма посредственных оценок в конце семестра, она просила меня звонить ей не позже восьми часов, если мне хочется поговорить с ней вечером. Сестре не хотелось бы, чтобы ее потом отвлекали от занятий. Мне кажется, она просто не хочет, чтобы я ее проверяла.

Доктор Джастин Донелли не хотел говорить Саре, что они с Карпентером чувствовали в поведении Лори затишье перед бурей. Он продолжал настаивать на том, чтобы Сара по возможности наблюдала за ней. Всякий раз, вешая трубку, Джастин отдавал себе отчет в том, что с нетерпением ждет очередного звонка Сары. И это нетерпение уже не имело отношения к его работе.

Сара занималась делом об убийстве, совершенном с откровенной жестокостью: Морин Мейз, молодая женщина двадцати семи лет, была задушена девятнадцатилетним парнем, который влез в ее машину на стоянке возле железнодорожной станции.

Приближался день суда, и дело уже было на завершающей стадии. Она внимательно вчитывалась в показания свидетелей, обративших внимание на то, как обвиняемый словно кого-то высматривал на станции. «Почему же никто хоть как-то не отреагировал на это?» — думала Сара. — Ведь у них у всех возникло подозрение, что он что-то замышляет". Она знала, что следы на теле жертвы, свидетельствующие о ее отчаянных попытках спастись, несомненно подействуют на присяжных.

Суд начался второго декабря, но все оказалось не так просто, когда симпатичный, располагающий к себе шестидесятилетний защитник Коннер Маркус попытался разнести в пух и прах обвинение Сары. Отвечая на его умело заданные вопросы, свидетели признали, что на стоянке было темно и они не разобрали, кто именно открыл дверцу машины: подсудимый или сама Мейз.

Однако, когда Сара начала задавать вопросы, все свидетели в один голос заявили, что на железнодорожной платформе Морин Мейз явно не пожелала разговаривать с подошедшим к ней Джеймсом Паркером.

Зал был переполнен. Жестокость преступления и ораторское искусство Маркуса привлекли огромное внимание прессы. Завсегдатаи судебных разбирательств заключали пари.

Сара жила в естественном для нее за последние пять лет ритме. Она мысленно произносила свои обвинительные речи за едой и даже во сне. Теперь по субботам после встреч с доктором Карпентером Лори стала возвращаться в колледж.

— Ты занята, и мне тоже полезно заняться делом, — говорила она Саре.

— Как дела с доктором Карпентером?

— Я уже думаю, что в происшествии виноват водитель автобуса.

— Что ж, хорошие результаты.

В очередной раз позвонив доктору Донелли, Сара сказала:

— Как бы мне хотелось, чтобы все, что она говорит, оказалось правдой.

День Благодарения они отметили у родственников в Коннектикуте. Все прошло лучше, чем Сара могла предположить. На Рождество они с Лори полетели во Флориду и отправились в пятидневный круиз по Карибскому морю. Купаясь в открытом бассейне на палубе теплохода, они словно забыли о Рождестве и о том, что было обычно с ним связано. И все-таки Саре хотелось, чтобы рождественские каникулы поскорее закончились и она вновь вернулась к своей работе в суде.

Лори большую часть времени проводила в каюте за чтением. Она записалась на курс Элана Гранта по изучению творчества писательниц эпохи королевы Виктории и хотела немного подготовиться к нему, взяв с собой старую мамину пишущую машинку и предполагая делать заметки для себя. Но Сара знала, что она еще и печатала на ней какие-то письма, которые тут же вытаскивала из машинки и прятала, стоило Саре появиться в каюте. «Неужели Лори кем-то увлеклась? Зачем делать из этого тайну? — размышляла Сара. — Ей же двадцать один год, — одергивала она себя. — Это не твое дело».

В канун Рождества у профессора Элана Гранта произошла ссора с женой. Он забыл спрятать ключ от ящика письменного стола, и она наткнулась на письма. Карен потребовала у него объяснений, почему он не показал ей и почему не отдал их руководству, раз они, как он утверждал, являлись нелепой выдумкой.

Сначала терпеливо, затем теряя терпение, он старался объяснить ей:

— Карен, я просто не видел смысла огорчать тебя. Что же касается руководства, то я даже не уверен, что они написаны кем-то из студенток, хотя мне и кажется, что это именно так. Ты думаешь, декан поведет себя иначе, чем ты? Прежде всего он заинтересуется, насколько они соответствуют истине.

После Рождества, за неделю до Нового года, письма вдруг перестали приходить.

— Это лишний раз доказывает, что их писала студентка, — сказал он Карен. — А жаль, что ни одного не пришло. Можно было бы проверить по штемпелю.

Карен хотела встретить с ним Новый год в Нью-Йорке. Их пригласили на банкет в «Рейнбоу Рум».

— Ты же знаешь, что я ненавижу многолюдные сборища, — возражал он. — Нас приглашали к себе Ларкины.

Уолтер Ларкин был деканом по работе со студентами.

В канун Нового года шел сильный снег. Карен позвонила мужу из своего офиса.

— Дорогой, послушай радио. Автобусы не ходят, поезда опаздывают. Как ты думаешь, что мне делать?

Элан знал, какого ответа она ждала от него.

— Постарайся не застрять на станции или посреди дороги в автобусе. Может, тебе лучше остаться в Нью-Йорке?

— А ты точно не возражаешь?

Он не возражал.

Когда Элан Грант женился, он был твердо уверен, что это на всю жизнь. Его отец ушел от матери, когда Элан был еще совсем крохотным, и он дал себе клятву, что сам никогда не поступит так с женщиной.

Карен вполне устраивало такое положение вещей. Ей нравилось жить всю неделю в Нью-Йорке, приезжая к нему лишь на выходные. Сначала все складывалось очень хорошо. Элан Грант привык жить один и не тяготился одиночеством. Но теперь он чувствовал растущее неудовлетворение. Карен, одевавшаяся как фотомодель, была одной из самых привлекательных женщин, которых он когда-либо встречал. В отличие от него она была довольно практичной и именно поэтому полностью распоряжалась их доходами. Однако Карен давно уже не привлекала его как женщина. И он наперед знал, что придет в ее удивительно практичную головку.