Что мое, то мое - Анне Хольт Страница 16

– Да, конечно! Ты знаешь, он подумывает о том, чтобы купить себе новую яхту. На этот раз не для регаты, он сказал, что ему уже начинает надоедать… Да, ведь Кристиане нужен уход. А он жить не может без моря, но все эти быстроходные парусники совсем не годятся для ребёнка. Он был у нас вчера вечером, и мы поговорили немного и о тебе, знаешь, о том, как беспоко…

– Мама!

- Да?

– Не беспокойся! У меня всё в полном порядке. А кроме того, я еду в…

Если она расскажет матери о том, что собирается лететь в США, ей, безусловно, придётся выслушать целую лекцию о том, каким образом следует вести себя во время путешествия и какие маршруты следует предпочесть. А кончится всё это тем, что мама лично приедет к ней, чтобы собрать чемоданы.

– Слушай, мам, я сейчас немного занята. К сожалению, у меня не получится поехать с вами на дачу, но в любом случае спасибо за предложение. Привет папе.

– Но, Ингер Йоханне, ты хотя бы заедешь к нам сегодня вечером? Я сготовила бы что-нибудь вкусненькое, а потом вы с отцом могли бы поиграть в…

– Вы же собирались ехать на дачу.

– Только если бы ты согласилась.

– Пока, мама.

Она постаралась положить трубку аккуратно и бесшумно. Мать часто обвиняла её в том, что она грохает трубкой по аппарату. И была права.

Он был просто незаменим, когда Ингер Йоханне нужно было принять ванну. Кристиане садилась на крышку унитаза и разговаривала с ним. Звали его Суламит, и он был пожарным автомобилем – с весёлым лицом и глазами. Они могли закрываться. Суламит был почти ровесником Кристиане и уже потерял обе лестницы и три колеса. Никто, кроме Кристиане, не знал, откуда появилось его имя.

– Сегодня Суламит ездил верхом на лошади и слоне. Ловкий Суламит.

Ингер Йоханне расчесала мокрые волосы и попыталась вытереть полотенцем запотевшее зеркало.

– И что же случилось с лошадью и слоном? – поинтересовалась она.

– Суламит и динамит. Слонтилизвон.

Ингер Йоханне вернулась в спальню и надела хлопчатобумажные брюки и красный шерстяной пуловер с начёсом. К счастью, она вчера успела сделать всё, что было запланировано на выходные, перед тем как забрала Кристиане из детского сада. Так что они могли теперь гулять хоть целый день. Кристиане необходимо пробыть несколько часов на свежем воздухе, тогда вечером она будет спокойной. Светило солнце, и Ингер Йоханне раздвинула занавески, щурясь от ярких лучей.

Позвонили в дверь.

– Чёрт побери, мама!

– Чёрт побери, – серьёзно повторила Кристиане.

Ингер Йоханне рассерженно топнула ногой и резко дёрнула входную дверь за ручку.

– Здравствуйте, – сказал Ингвар Стюбё.

– Здравствуйте…

– Здравствуйте, – сказала Кристиане, выглядывая из-за матери и приветливо улыбаясь.

– Ты великолепно выглядишь!

Ингвар Стюбё протянул руку девочке. Она осторожно взялась за неё.

– Меня зовут Ингвар, – сказал он серьёзно. – А тебя?

– Кристиане Вик Ононсен. Добрый вечер. Добрый день. У меня живёт олень.

– Правда? А я могу его увидеть?

Кристиане показала ему Суламита. Полицейский протянул руку, чтобы взять пожарную машину, но Кристиане отступила на шаг.

– Наверное, это самый замечательный олень из всех, что я видел.

Девочка убежала.

– Я просто был в ваших краях и…

Он пожал плечами. От этой откровенной лжи на его лице появилась лукавая улыбка, и со стороны могло даже показаться, что он флиртует. Ингер Йоханне была сбита с толку непонятным толчком в сердце, чем-то вроде спазма, заставившего её наклонить голову и пробубнить приглашение войти.

– У нас не совсем убрано, – автоматически сказала она.

Ингвар сел на диван, слишком мягкий для такого тяжёлого человека. Голова и колени оказались почти на одном уровне, так что можно было подумать, будто он сидит на полу.

– Наверное, вам больше подойдёт стул, – предложила Ингер Йоханне, убирая книгу с репродукциями, лежавшую на сиденье.

– Здесь тоже очень удобно, – ответил он.

Только теперь она заметила, что полицейский принёс большой конверт, который положил на журнальный столик перед собой.

– Простите, но я должна…

И она сделала неопределённый жест по направлению к детской. Каждый раз одна и та же проблема. Поскольку Кристиане выглядела – и временами чувствовала себя – как здоровый четырёхлетний ребёнок, Ингер Йоханне всегда колебалась, что ей говорить людям. Рассказывать ли о том, что девочка на самом деле старше, ей уже шесть, она перенесла операцию на сердце, и у неё болезнь, которую врачи не могут диагностировать. О том, что все те странности, которые произносит её дочь, – это совсем не глупости или шалости, но отражение неких процессов, протекающих в её сознании, в которых ни один врач не в силах разобраться. Обычно она слишком долго тянула с объяснениями. Как будто каждый раз надеялась на чудо. Верила, что дочь будет вести себя рационально. Логично. Иногда ей казалось, что лучше было бы, если бы необычность Кристиане проявлялась внешне: пустые косящие глаза на лишённом всякого выражения лице заставляли бы людей, глядящих на неё, тепло и понимающе улыбаться. И не нужно никаких объяснений.

Ингер Йоханне отвела дочь в кабинет и включила «101 далматин».

– Я не привыкла…

И она снова, словно сожалея и извиняясь, показала в сторону комнаты, в которой находился ребёнок.

– Всё в порядке, – ответил полицейский. – Должен признать, что сам иногда поступаю так же. С внуком. Он порой капризничает, а мультфильмы – хорошая няня. Но только иногда.

Ингер Йоханне почувствовала, как лицо заливается краской, и вышла на кухню. Ингвар Стюбё – дедушка!

– Зачем вы пришли? – спросила она, вернувшись с чашкой кофе, предназначенной для гостя. – Я полагаю, «был по соседству» в данном случае не лучшее объяснение.

– Я по поводу этого нашего дела.

– Дел. И к тому же ваших.

Он улыбнулся:

– Верно. Моих дел. Вы правы. Но… Я думаю, что вы всё-таки можете мне помочь. И не спрашивайте, почему я так думаю. Зигмунд Берли, мой хороший друг и коллега, тоже не может понять, для чего я пытаюсь добиться вашего содействия.

Снова та же улыбка, как будто он флиртует. Ингер Йоханне взяла себя в руки, чтобы снова не покраснеть. Пирожные. У неё не было ни одного. Кексы. Кристиане съела вчера последний.

– Молоко?

Она уже почти встала, но он жестом отказался: всё в порядке.

– Посмотрите, – начал он, вынимая стопку фотографий из конверта и раскладывая их на журнальном столике. – Это Эмили Сельбю.