Не тронь гориллу - Сандроне Дациери Страница 17

Несмотря на печальный финал мероприятия, мы с Компаньоном заработали на этом деле довольно прилично: два или три месяца могли не ломать голову над вопросами выживания и даже позволили себе купить неплохой новый холодильник с внешним устройством для получения льда. Красно-вишневый, он отлично смотрелся на кухне в окружении зеленой навесной мебели.

Тем временем даже после похорон с присутствием известных людей и произнесением гневных филиппик, дело Алисы Гардони не сходило со страниц газет, продолжая кормить кучу социологов и комментаторов-колумнистов.

Один еженедельник опубликовал карту опасных, хулиганских кварталов Милана, обозначив все социальные центры и дома, занятые политическими и социальными группами, намного отличающимися от панков. Казалось, что мы вернулись в восьмидесятые годы, когда журналисты призывали делить городскую молодежь на крутых парней и скинхедов, каталогизируя их согласно фасонам стрижки или цвету носков.

Меня вызывали в качестве свидетеля к судье, ведущему предварительное следствие. Компаньону пришлось составить мне компанию и повторять как попугай ответы на вопросы судьи. От судьи Компаньон вышел с четким впечатлением, что тому не терпится накинуть удавку на шею Скиццо, этого, как сказал судья, гнусного убийцы.

Странно, но мой Компаньон, всякий раз морщивший нос, узнав о том или ином моем поступке, одобрил мое решение помочь ребятам. «Не хлебом единым!» – изложил он свое дневное суждение на клочке бумаги. Верно, не все стоит делать за деньги. К счастью, небо пролило на нас дождь в виде денег Кастеллини, вероятно, чтобы вознаградить нас за нашу доброту.

С полным бумажником я чувствовал себя настолько уверенно, что пригласил Мирко на ужин в один из самых известных мне дорогих ресторанов на улице Казале. Там подавали огромные стейки, а музыка была достаточно громкой, что позволяло вести конфиденциальные разговоры.

В отличие от меня, Мирко – убежденный мясоед. Увидев, как загорелись его глаза при виде гигантского куска телячьей вырезки, я вежливо подождал, пока он покончит с ним, прежде чем спросить, как прошло посещение тюрьмы.

– Дело дерьмовое. – Мирко откинулся на спинку кресла и задымил сигаретой. – Парень, кстати, его настоящее имя Николо Кальдерацци, напуган до смерти и начинает соображать, что речь идет не о дурацком балдеже от ЛСД. Согласно анализу крови, который ему сделали, в момент ареста в ней были следы, по меньшей мере, трех разных наркотиков. Мы сможем использовать это как смягчающее обстоятельство, если его все-таки признают виновным.

Я вилкой сгреб в кучку остатки творожного пудинга в своей тарелке.

– Ты думаешь, что так и будет? – спросил я.

Он несколько раз затянулся сигаретой, потом заговорил:

– Мне хотелось бы ответить отрицательно, но у меня на руках нет ничего, чтобы не допустить этого. Кальдерацци утверждает, что просто не помнит того дня, когда была убита Гардони. Он не помнит также, что было в предыдущий день. После некоторого умственного напряжения ему удалось сообразить, что в предшествующую ночь он ходил в «Леонкавалло» на концерт и около полуночи его вышвырнули за дверь, потому что он мешал всем слушать. Затем он припомнил, как в понедельник утром вернулся к приятелям в дом на улице Монтеверди и как приехала полиция. Во всем остальном – сплошной мрак. На мой взгляд, он, похоже, не врет, однако нельзя исключить, что убийство – действительно его рук дело, которое по какой-то причине не осело в его памяти. Как бы то ни было, моя забота не разбираться, виноват он или нет, а пытаться вытащить его из этой истории. – Мирко смял сигарету в пепельнице. – Конечно, если бы у меня были хоть какие-то доказательства в его пользу, все было бы гораздо легче. А тут, как назло, повсюду его отпечатки, а это очень серьезная улика.

– А ты можешь настоять на повторной экспертизе?

– Обязательно, даже если, как я считаю, это ничего нам не даст.

– Какие у него с Алисой были отношения?

– Насколько я понял, очень близкие. Он кажется действительно подавленным ее смертью. Они познакомились пару лет назад. По словам Кальдерацци, она уже тогда с трудом выносила своих родителей и старалась быть дома как можно меньше. Она в то время путалась с каким-то маньяком… кажется, его звали Раффаэле или что-то в этом роде, и, как говорит Кальдерацци, была вынуждена заниматься проституцией, поскольку тот ее бил. Потом Алиса познакомилась с ребятами с Монтеверди и начала встречаться с Кальдерацци. – Мирко прервался, подозвал официанта, заказал кофе, а я рюмку граппы. – У девочки была нелегкая жизнь и те еще знакомства, немудрено, что она умерла такой молодой. Ее родители действительно настолько кошмарные? – спросил он меня.

– Да нет, я бы не сказал. Больше похожи на классических буржуа, не особенно интеллектуальных и не переживающих по этому поводу. А учитывая, что они никогда не замечали, что дочь пошла по кривой дорожке и ненавидит их, они мне представляются слегка слабоумными.

– Все верно, родители всегда узнают такое самыми последними, – усмехнулся Мирко, отчего показался еще более молодым. – Кальдерацци рассказал мне, что он не видел Алису пару недель, но был уверен, что она не отказалась от намерения перебраться к нему. При этом он полностью отрицает, что у них была договоренность об этом бессмысленном бегстве, а также сообщил, что не крал мотоцикл, который и водить-то не умеет.

– Ты запросил сводку телефонных звонков с виллы?

– А что это даст? Если девушка звонила на улицу Монтеверди в последние две недели, то, о чем бы они ни говорили, это было бы уликой против моего клиента. А если звонил он, то это вряд ли фиксировалось, потому что он мог делать это из телефонной кабины.

И это верно. Я допил последние капли граппы и дал знак официанту, чтобы он принес мне еще рюмочку.

– Короче говоря, существует три версии. – Мирко начал загибать пальцы. – Первая – он ничего не помнит, но виновен. Вторая – он притворяется, что ничего не помнит, но он виновен и не знает, как из этого выпутаться. Третья – он ничего не помнит, и кто-то другой по каким-то мотивам втянул его в эту историю. Как – неизвестно.

– Если бы тебе удалось перевести стрелки на последнюю версию, мы смогли бы попытаться вытащить его из тюрьмы, но, честно скажу, я бы не рискнул поставить на это и пару лир: мне кажется, в ней все притянуто за уши. – Я задумался на мгновение и спросил: – Кто-нибудь решился отыскать этого Раффаэле?

– Он упоминается в протоколе допроса Кальдерацци, но парень не знает ни его фамилии, ни каких-либо данных, которые помогли бы навести на его след, а ты можешь себе представить, настроена ли полиция заниматься такими делами.

– Стало быть, у нас почти ничего нет?

– У нас имеется только само событие, и я постараюсь контролировать ход расследования. Однако поскольку у нас за душой немного, то вряд ли я смогу чего-то добиться. Предварительное заседание состоится через двадцать дней. Затем потребуется еще несколько месяцев на подготовку процесса. Если у тебя появятся какие-нибудь кролики в шляпе, тебе стоит достать их из нее как можно раньше. Кальдерацци – алкаш и наркоман, он не перенесет тюрьмы, но ни один из судей не согласится перевести его под домашний арест, если будет иметь хотя бы малейшее сомнение в его невиновности. В интересах моего клиента мне стоило бы потребовать психической экспертизы. Если б немного повезло, судья мог бы признать его временно утратившим умственную дееспособность.