Спящий с Джейн Остин - Дэвид Эйткен Страница 17

Глава десятая

Как волны катятся к галечному берегу и умирают на песке Броти Ферри, так же и наши мгновенья спешат к своему окончанию. Время — это волны, смывающие с песка следы наших шагов. Кинжал, приставленный к нашему горлу. Время — не забывайте об этом! — яд в наручных часах. «Крушат безжалостно века, и сталь мечей, и гордый строй колонн…» — так, кажется, говорил Шекспир? Вам следовало бы это знать. Когда вы в последний раз читали сонеты? Вам не стыдно?

Да ладно уж, ладно. Я понимаю, что у вас несколько приземленный стиль мышления, но даже спрашивать не буду, какое чтиво вы взяли с собой в самолет. Но эта острая боль под названием «время» пронзает наши сердца словно стрела, друзья мои, и не трудитесь отрицать это.

Давайте немного поговорим о женщинах. Вы замечали, как наивны, к примеру, американцы, когда дело доходит до общения со слабым полом? Янки заслуживают хорошей порки; эта нация известна своими идиотскими поступками. Только они способны отправлять женщин-дипломатов в арабские страны и позволять теннисисткам соревноваться с мужчинами. Я не утверждаю, что у женщины нет своего места в заведенном порядке вещей, — вы хватаетесь не за тот конец палки, которой я вас луплю. Благодаря своему интеллекту и сообразительности женщины занимают совершенно определенное и очень важное место в космическом макроплане. Между прочим, я имею в виду не только постель — обратите на это внимание, прежде чем содрогаться от преждевременной эякуляции.

Моя собственная мать не уставала повторять, что место женщины на кухне. И почему образ жизни, который был хорош для моей матери, плох для всех остальных? А? «Ступайте на кухню и грохочите там кастрюлями сколько влезет». Здесь мне хотелось бы обратиться к работающим матерям и спросить: дамы, о чем вы вообще думаете? Желаете соревноваться с мужчинами в мужском мире? Это не приведет ни к чему хорошему, о чем вы сами отлично осведомлены. Не срамите биологию. Сиськи даны вам не для того, чтобы трясти ими на рабочем месте. Соски нужны, чтобы их сосать, — это знают даже грудные дети! Когда Иисус сказал: «Устами младенца…», он призывал вас не отказывать в молоке голодным малюткам.

Моя мать не кормила меня грудью, и гляньте, что мы теперь имеем. Перед вами псих. Человек, который убивает проституток и пожирает их уши. Так что смотрите на меня как на жуткое предостережение. Собственно, почему бы и нет? Амбициозная жажда карьеры и стремление к самоутверждению не принесут вам пользы.

Послушайте, дамы, я знаю, что временами вы испытываете чувство беспокойства. Вам кажется, что вы попали в ловушку, оказавшись запертыми в своих несовершенных телах, снабженных только рудиментарным остатком пениса. Так позвольте же мне дать вам добрый совет. Если вы начали ощущать первые признаки грядущей тревоги (это значит «тревога, которая должна вот-вот начаться»), если вы уже готовы закричать в голос: «О боже-боже, почему я не мужчина?!» — процедура следующая: возьмите в буфете бумажный пакет и дышите в него в течение минуты. Зачем? Видите ли, это способствует восстановлению баланса углекислого газа в организме. И уже через минуту, благодаря этому пакету, вы почувствуете, что полностью излечились.

Однако я вижу, вы, как обычно, недоумеваете: к чему все эти разглагольствования? А дело в том, братья и сестры, что я намерен поговорить о Дебби Джемисон — моем «психиатрическом советнике». Да-да. Как выясняется, не только американцы отправляют женщин в такие места, где им совершенно нечего делать. Боже-боже, нет.

Вообразите себе некую важную шишку, сидящую за массивным столом в эдинбургской штаб-квартире министерства по делам Шотландии. Судьба нации — капля чернил на кончике его пера. Стены кабинета обклеены дипломами за достижения в области социологии. Книги по менеджменту и руководства по управлению человеческими ресурсами теснятся на полках. И конечно же, излишне упоминать, что эта важная шишка — полный придурок.

С чего я это взял? Отвечу. Отвечу так, как мы говорим в Данди. Только круглый идиот мог отправить столь очаровательную, прекрасноухую юную леди, как Дебби Джемисон, в серьезное мужское заведение вроде Плитки, заселенное убийцами и насильниками. Ладно, положим, женские уши не стоят того, чтобы писать о них родным (даже если б у меня были родные, которым можно писать), но поглядели бы вы на некоторых здешних парней!

Само собой, им плевать на ваше мнение, и тем не менее… Один псих из крыла «Д» надевал на голову жертве бумажный пакет, чтобы беспрепятственно закусить остальной ее частью. И уверяю вас, он делал это не ради восстановления углекислого баланса.

Когда Дебби впервые появилась на пороге моей камеры (хо-хо), она держала под мышкой толстую папку — материалы, накопленные в процессе моего процесса. Стараясь сразу установить дружеские отношения (имея дело с психиатром, совершенно необходимо повергнуть его в состояние беззаботности — очень помогает жить), я поприветствовал Дебби радостным возгласом: «Ну надо же! А я сперва подумал, что вы распространитель книг. Продавец. Продавщица. Продавица… Продаете их, короче». Ладно, возможно, я несколько переборщил, но ведь я действовал под влиянием момента и для долгих раздумий не оставалось времени. Человек использует то оружие, которое имеется под рукой. Думаю, вам это известно.

Несмотря на имеющееся у Дебби досье, мы двинулись с отправной точки прямым ходом к ближайшей базе противника по всем минам, как итальянский танк на поле боя. Возрадуйся, Рошарх! Мы начали с твоих чернильных пятен. Пациента (это я) озадачивают десятками чернильных пятен невнятной формы, а он должен сказать, на что эти самые пятна, по его мнению, похожи. Основная мысль такова: если девять человек из десяти видят милую детскую игрушку, а десятый описывает чернильное пятно, похожее на зубастую вагину, это, скорее всего, означает, что номер десять никогда не пытался трахать мягкую игрушку.

Упоминал ли я, что эти пятна предполагают различное толкование? Ну я и растолковал. Лично мне кажется, что придурки, рисующие эти пятна, придают им максимально немыслимые формы, чтобы выставить сумасшедшими как можно больше людей. Но в моем случае это не сработало, так что плевал я на них. Я просто описывал пятна так, как их видел, — без преувеличений, фантазий и прикрас. Такой уж я человек.

— Послушайте, не могут же все они быть ушами, — запротестовала Дебби.

— Это совсем другое ухо, — настаивал я. — Женское, один и три квадратных дюйма, слегка лопатовидное стремечко, барабанная перепонка интересной формы. Я бы не выгнал этакую цыпочку из постели. — Еще одно название для моего ненаписанного романа, к слову сказать.

— Но не могут же они все быть ушами, — повторила Дебби. — Вот, смотрите, я кладу четыре карточки в ряд. Постарайтесь увидеть что-нибудь другое. Медведя, кукурузный початок, хоть что-нибудь…

Женщина уже хваталась за соломинку. Вернее, за кукурузинку.

— Вы не имеете права подсказывать, — заворчал я. — Я вижу то, что вижу. Следующую, пожалуйста.

Дебби отказалась от неравной борьбы на ухе номер восемь (мужское, не принадлежит представителю белой расы, проколотое, я бы избегал такого человека), и мы переместились в иную область. Область эта, впрочем, была бы не нова для любого, кто преуспел в написании школьных сочинений. Я в этом смысле был восходящей звездой на небосклоне.