Ватикан - Антонио Аламо Страница 17

Кот после минутного колебания, мягко ступая и с достоинством урча, направился к дверям, на мгновение остановившись, чтобы потереться о ноги монсиньора Ванини.

— Ответьте мне, брат Гаспар. Что сказал вам Кьярамонти?

— Его высокопреосвященство предполагает, — признался доминиканец, — что Ваше Святейшество поддерживает отношения не совсем с тем, с кем следует.

— С кем же это? — спросил Папа, не сумев подавить выражения величайшего любопытства, промелькнувшего на его лице.

— С дьяволом.

Папа недоверчиво поглядел на Гаспара, поднял руку, словно собираясь что-то сказать, но так и не промолвил ни слова. Щеки его раздулись, и мгновение спустя он будто выплюнул презрительный смешок. Затем бросил взгляд на монсиньора, который тоже посчитал уместным хохотнуть.

— Ну а вы как специалист, каково ваше мнение? — И, так как Гаспар молчал, папа добавил: — Почему вы ничего не говорите? Молчание вам не на пользу.

— Предположение его высокопреосвященства, — ответил брат Гаспар не торопясь, скорее со спокойствием человека, успевшего хорошо обдумать дело, — при всем к нему уважении кажется мне по меньшей мере недопустимым.

— Вот как. И почему же?

— Потому что, по крайней мере исходя из формулировки его высокопреосвященства, это было бы все равно что допустить одержимость самого Святого Духа, и, хотя мы можем в конце концов прийти к подобному богословскому противоречию, мы не должны пренебрегать мыслью о том, что если Папа поддерживает отношения с Нечистым, то это случай из ряда вон выходящий, тут нет ни малейшего сомнения, но отвечающий Божественному промыслу, и горе нам, если мы лелеем мечту постичь замыслы Божии. В откровении нам явлена истина: именно уступив этому искушению — отведать плода с древа познания и уподобиться самому Богу, — наши прародители обрекли себя на изгнание из рая. С другой стороны, святой Хуан де ла Крус с его несокрушимой логикой учит нас, что дьявол гораздо выше ценит душу, преданную Богу, чем бесповоротно осужденную, потому что последней нечего терять, тогда как первая теряет очень многое, поэтому в порядке вещей, что отец лжи наведывался ко всем святым, тогда как безбожники проводили жизнь, ни разу не подвергнувшись его нападкам и не сталкиваясь с ним въяве. Если Папа поддерживает сношения с дьяволом, то по причине своей святости, а не грехов. В любом случае предположение кардинала Кьярамонти есть нечто такое, что я даже не хотел бы подвергать рассмотрению, хотя в то же время вынужден засвидетельствовать, — закончил брат Гаспар, искоса поглядывая на Лучано, — что Нечистый появляется в некоторых уголках Царства святого Петра.

Папа, похоже, не поверил словам доминиканца.

— Признайтесь, брат Гаспар, вы действительно верите в дьявола?

— Естественно, Ваше Святейшество.

— Естественно! — воскликнул Папа. — Боже мой, конечно! Как же иначе? Значит, вы решили, что мы каменные… Каменные, — повторил он, как эхо. — Никогда не было так хорошо сказано, как в данном конкретном случае, — добавил он после длительного молчания. — Вот это, насчет камня и Петра: «И на сем камне Я создам Церковь Мою», Матфей, глава шестнадцатая, стих восемнадцатый и так далее. Значит, вы решили, что мы каменные. Поистине, наша фантазия достойна восхищения. Конечно же, возлюбленный брат мой, мы читали вашу книгу.

— Я очень рад, — сказал Гаспар.

— Чего мы не можем сказать о себе. Никогда в нашей жизни нам еще не встречался такой ворох нелепиц. Какую цель вы перед собой ставили, когда писали вашу книгу? Еще больше запутать нашу паству? Все дело в том, брат Гаспар, чтобы найти слова, которыми можно было бы говорить о Боге так, чтобы Он не показался безумной выдумкой, а по вашей книге можно сказать только обратное. Дьявола не существует, мой друг. К чему распространять подобные небылицы?

— Монсиньор Лучано Ванини, который состоит на вашей службе и которого мне волей-неволей пришлось наблюдать с близкого расстояния в последние дни, — торжественно произнес брат Гаспар, — не кто иной, как слуга Вельзевула.

Папа взглянул на него с еще большим изумлением, а потом перевел такой же взгляд на монсиньора, который прикрыл лицо рукой, словно стыдясь чего-то или задумавшись о чем-то.

— Это Вельзевул? — спросил Папа с выражением лица, в котором читалось глубокое недоверие. — С чего вы взяли?

— Он мне в этом признался.

— В чем? Когда?

— Два дня назад.

— И вы ему верите? Как можете вы верить ему, если всем известно, что он отъявленный лжец. Разве вы не знали? Никто в Ватикане не воспринимает его всерьез. Если бы Лучано назвался Наполеоном — вы бы тоже ему поверили? Какой же вы наивный, брат Гаспар. Это крайне меня удивляет. Дьявол — это суеверие, друг мой. Не осталось ни одного католика, который попался бы на эту удочку. В любом случае, если бы он реально существовал, как вы пытаетесь доказать в ваших абсурдных книгах, то мне жаль бедного дьявола, которому пришлось доверить какое-нибудь важное поручение такой бездари, как Лучано. Итак, — обратился он непосредственно к монсиньору, — итак, Лучано, признавайся — ты служишь Вельзевулу? А может, ты сам — Вельзевул? Или кто-нибудь в этом роде?

— Ни то, ни другое и ни третье, Святой Отец.

— Тогда зачем ты распускаешь свои химеры, когда у брата Гаспара голова и без того забита бог весть чем?

— Я сказал это, только чтобы напугать его.

— А зачем тебе понадобилось пугать этого бедного монаха? Что он тебе сделал? Как не стыдно. Тебе не кажется, что такое поведение недостойно христианина? — Монсиньор Ванини покаянно и пристыженно склонил голову. — Мы довольны и недовольны, брат Гаспар. Довольны? — переспросите вы. Почему мы довольны? Потому что вы как дитя, и то, что такие агнцы еще остались в нашей Церкви, вызывает у нас глубокую нежность, хотя и не без примеси сожаления. Вы просто чудо, настоящее чудо, брат Гаспар: последние две тысячи лет прошли для вас незамеченными, как будто за все это время в мире не творилось стольких злодеяний. Вы — претендент на папский престол, которого надо иметь в виду. Хотя сейчас мне пришло в голову, что, если не сделать вас кардиналом, шансов у вас маловато. Вам должно быть известно, что теоретически любой может быть избран Папой, но практически либо ты кардинал, либо… Откуда вы приехали?

— Из Касереса.

— Что за город? Где он находится? К какой епархии принадлежит? Ты не знаешь? — спросил Папа, глядя на монсиньора Лучано Ванини, который только пожал плечами. — Ладно, какая разница. Быть тебе кардиналом.

— Пресвятой Отец, — прервал его Лучано.

— Что?

— Кардинальская коллегия косо посмотрит на это назначение.

— А что тут такого?

— Она посчитает его поспешным. Даже архиепископом он не может стать. Даже епископом. Даже монсиньором. Он никто. Монах, который пишет книги и выращивает помидоры.

— Этот Лучано прав. Лучше действовать потихоньку. Для начала мы можем назначить вас заместителем секретаря Папского совета по укреплению единства христианского мира. Что вы на это скажете?