Тугая струна - Вэл Макдермид Страница 18

Мики не дрогнула. Для этого она выдержала слишком много единоборств с редакторами теленовостей.

— Вам нужно научиться распознавать тех, кто исполнен к вам уважения, — в свою очередь рассердилась она. — Мне очень жаль, что Джилли не сумела вас понять и оценить, но вам крупно повезло, что вы узнали об этом сейчас, а не потом.

Он смотрел на нее с удивлением. Уже несколько лет единственным человеком, который, разговаривая с ним, проявлял какие-то другие чувства, кроме робкого почтения, был его тренер.

— Что? — прохрипел он, злость уступила в нем место растерянности.

Не обращая на него внимания, Мики продолжала:

— Сейчас вам нужно решить, какую выгоду вы можете из этого извлечь.

— Что?

— Ведь то, что между вами произошло, не останется в секрете? Из того, что вы сказали, ясно, что сестра уже все знает. Значит, часам к пяти новость превратится в сенсацию для первой полосы. Если захотите, можете стать объектом всеобщей жалости — герой, брошенный его девушкой, потому что он перестал быть полноценным мужчиной. Симпатии всех будут на вашей стороне, и значительная часть добропорядочных английских телезрителей будет плевать в Джилли, встретившись с ней на улице. Другой вариант: вы будете вознаграждены, став первым и поднявшись на вершину.

Рот у Джеко приоткрылся, но несколько секунд из него не вылетало ни слова. Наконец он произнес тем тихим голосом, который его товарищи по олимпийской сборной воспринимали как сигнал надеть бронежилеты:

— Дальше.

— Все зависит от вас. От того, хотите ли вы, чтобы люди видели в вас жертву или, наоборот, победителя.

В спокойном взгляде Мики он ощутил тот же вызов, что всегда таил для него стадион.

— А вы сами-то что бы выбрали, как думаете? — фыркнул он.

— Говорю тебе, парень, это — жуткая дыра. — Леон размахивал вилкой с насаженной на нее пакори из цыпленка. Широким жестом он охватил не только ресторан, но и большую часть йоркширского Вест-Рединга.

— Видно, что ты никогда в жизни не бывал в Гриноке, особенно в субботний вечер, — сухо откликнулся Саймон. — Честное слово, Леон, по сравнению с Гриноком Лидс — это просто мировая столица.

— Ничего столичного тут днем с огнем не найти, — не согласился Леон.

— Не все так плохо, — вмешалась Кэй, — покупки тут делать — одно удовольствие.

Шэз подумала, что Кэй вошла в роль миротворца и даже за стенами класса непременно бросается всех мирить. И при этом вечно так же сглаживает острые углы в разговоре, как привыкла приглаживать волосы.

Саймон деланно простонал:

— Кэй, прошу тебя, зачем тебе эта женская галиматья? Брось, солидаризируйся со мной хоть на этот вечер, и поговорим о несовместимости Лидса с боди-пирсингом.

Вместо ответа Кэй высунула язык.

— Если ты не оставишь Кэй в покое, мы, женщины, можем всерьез решить сделать пирсинг самой драгоценной части твоего тела при помощи этой вот бутылки пива. — Шэз, мило улыбаясь, демонстративно взвесила на ладони свой «кингфишер».

Саймон поднял вверх руки:

— Все, все. Я обещаю себя хорошо вести, только не бейте меня чапати.

На минуту установилась тишина, в которой четверо полицейских приступили к первому блюду. Поедать карри вечером в субботу у четверки вошло в обычай, в то время как двое других предпочитали отправляться домой и ощущать себя в привычной обстановке, нежели осваиваться в новой. Когда Саймон впервые предложил ей это, Шэз сомневалась. Она не знала, хочет ли так тесно сходиться со своими коллегами. Но Саймон умел уговорить, а командир Бишоп также проявлял настойчивость, и ей не хотелось попасть к нему на заметку как человек некомпанейский. Одним словом, она согласилась и, к своему удивлению, даже получила удовольствие, хотя и ушла раньше — еще до того, как все отправились в ночной клуб. Сейчас, по прошествии трех недель, Шэз вдруг обнаружила, что ждет их очередной субботы, и дело здесь не только в еде.

Как обычно, первым опустошил свою тарелку Леон.

— Так вот, я говорю, что тут все отстой.

— Мне так не кажется, — возразила Шэз, — тут полно мест, где хорошо кормят, сравнительно низкие цены на жилье, так что я могу позволить себе что-то попросторнее клетки для кроликов. А если из одного конца города нужно попасть в другой, то можно пройтись пешком — необязательно целый час торчать в подземке.

— А загород? Подумайте, как легко тут выбраться за город, — добавила Кэй.

Картинно закатив глаза, Леон откинулся на спинку стула.

— Хитклиф, — невероятным фальцетом пропищал он.

— Она права, — сказал Саймон. — Господи, Леон, ты мыслишь стереотипами. Надо двинуться куда-нибудь подальше от города, глотнуть свежего воздуха. Что если завтра утром отправиться на природу? Честное слово, интересно взглянуть, так ли прекрасен этот Илкли-Мор, как поется в песне.

Шэз рассмеялась:

— Ты что, Саймон? Захотел походить без шапки и посмотреть, не умрешь ли от холода?

Остальные тоже расхохотались.

— Я же и говорю, отстой! Полный примитив. Делать тут совершенно нечего, кроме как шататься на своих двоих. И знаешь, Саймон, вовсе не я мыслю стереотипами. Могу сообщить, что с тех пор, как я тут, по дороге домой меня уже трижды тормозили. Даже в Лондоне полицейские не такие ретрограды и не считают, как последние расисты, что всякий черный на приличной тачке — обязательно наркодилер, — с горечью резюмировал Леон.

— Они тебя останавливают не потому, что ты черный, — Шэз воспользовалась паузой, когда он замолчал, прикуривая сигарету.

— Не потому? — вместе с дымом выдохнул он.

— Нет, они тебя останавливают, потому что у тебя с собой боевое оружие.

— Ты о чем?

— Об этой куртке, детка. Еще парочку лезвий, и ты сам будешь увечиться, надевая ее. Когда на парне столько бритв, то понятно, что полиция будет его тормозить.

Шэз протянула руку и подставила Леону свои пять, он же, под дружный смех остальных, с сокрушенным видом хлопнул ладонью об ее ладонь.

— Куда этим лезвиям до твоего остроумия, Шэз, — сказал Саймон, и было непонятно, только ли от острых специй вспыхнули огнем его скулы.

— Если уж речь зашла об остроумии, — подала голос Кэй, когда главная тема была исчерпана, — из Тони Хилла невозможно ничего вытрясти, его никогда не застанешь врасплох. Я не права?

— Да уж, хитер, — подтвердил Саймон, откидывая с потного лба вьющиеся черные пряди. — Только на мой вкус слишком уж он чопорный. Такое чувство, что перед тобой — стена, подходишь к ней вплотную, а что дальше — не видать.

— Я вам скажу, почему так. — Шэз вдруг посерьезнела. — Это из-за Бредфилда. Того педика, помните?

— Убийцы, которого он сделал так ловко, что просто загляденье?