Ферма трупов - Патрисия Корнуэлл Страница 18

Марино тут же залез в свою берлогу, даже не пожелав нам спокойной ночи. Дверь захлопнулась за ним с ощутимым треском.

— Какая муха его сегодня укусила? — поинтересовался Уэсли, входя вслед за мной в мой номер.

Я не стала отвечать. Придвинув стол к кровати, я сказала:

— Прежде чем начать перевязку, раны надо обработать.

— Тогда мне понадобится обезболивающее.

Уэсли сходил за льдом, достал из сумки бутылку «Дьюаре» и наполнил стаканы виски. Я тем временем расстелила на кровати полотенце и выложила на него пинцет, упаковки бетадина, иглу и нейлоновые нити среднего диаметра для наложения швов.

— Чувствую, будет больно. — Уэсли взглянул на меня и сделал большой глоток скотча.

— Адски больно, — подтвердила я, надевая очки и направляясь в ванную. — Идем.

Следующие несколько минут мы бок о бок стояли у раковины, пока я промывала его раны теплой водой с мылом. Стараясь действовать как можно более аккуратно, я все равно чувствовала, как до дрожи напряжен каждый мускул на руке Бентона, хотя сам он стоически молчал. В зеркале отражалось его побледневшее лицо с выступившими капельками пота. На ладони зияли пять рваных ран.

— Хорошо еще лучевая артерия не задета. Ты просто счастливчик, — сказала я.

— Да уж, таким счастливым, как сейчас, я себя никогда не чувствовал.

Взглянув на его колено, я добавила:

— Садись. — Я опустила крышку унитаза.

— Брюки снимать?

— Или снимай, или придется их разрезать.

Он уселся прямо в них.

— Все равно они теперь на выброс.

Я разрезала скальпелем тонкую шерстяную материю. Уэсли сидел неподвижно, вытянув левую ногу вперед. Порез на колене оказался довольно глубоким, и мне пришлось выбрить вокруг и тщательно промыть рану. Я застелила пол полотенцами, чтобы они впитывали стекавшую воду, смешанную с кровью. Когда я отвела Бентона обратно в спальню, он дохромал до бутылки скотча и налил себе еще порцию.

— И кстати, — сказала я ему, — хотя выпить сейчас было бы нелишне, перед операцией я этого делать все-таки не буду.

— Видимо, меня это должно порадовать, — заметил он.

— Еще как должно.

Он уселся на кровати, а я придвинула поближе стул, разорвала несколько пакетов с бетадином и начала обрабатывать раны.

— Че-ерт, — пробормотал Уэсли. — Это что — соляная кислота?

— Это местное дезинфицирующее средство на основе йода.

— И ты таскаешь его в своем медицинском чемоданчике?

— Да.

— Вот уж не думал, что многим твоим пациентам требуется первая помощь.

— К сожалению, ты прав. Но никогда не знаешь, когда что-то подобное пригодится для самой себя. — Я протянула руку за пинцетом. — Или для кого-либо еще — вот как для тебя сейчас. — Вытащив кусочек стекла, я положила его на полотенце. — Вы, возможно, будете крайне удивлены, специальный агент Уэсли, но начинала я с живых пациентов.

— И когда же они стали у тебя умирать?

— Практически сразу.

Я подцепила пинцетом совсем крохотный осколок, и Бентон напрягся.

— Не двигайся, — предупредила я.

— Так в чем дело с Марино? Он вел себя как последний придурок.

Я выложила на полотенце еще два осколка и промокнула кровь марлевым тампоном.

— Тебе лучше сделать еще глоток.

— Почему?

— Я все извлекла.

— Значит, все позади и пора отпраздновать. — Впервые за все время нашего знакомства я слышала в его голосе такое облегчение.

— Не совсем. — Я еще раз склонилась над его рукой и, удовлетворенная результатами осмотра, открыла пакет с шовным материалом.

— Без новокаина? — запротестовал он.

— При таком небольшом количестве швов дискомфорт от анестезии будет сильнее, чем болевые ощущения без нее, — спокойно объяснила я, ухватывая иглу пинцетом.

— Все-таки я предпочел бы с новокаином.

— Ну, у меня его все равно нет. Тебе, наверное, лучше не смотреть. Хочешь, включу телевизор?

Уэсли мужественно отвернулся, проговорив сквозь сжатые зубы:

— Давай просто покончим с этим.

Пока я работала, он не издал ни звука, только вздрагивал всем телом. Только когда я смазала раны неоспорином и начала перебинтовывать руку, Бентон, с шумом втянув в себя воздух, слегка расслабился.

— Ты отличный пациент, — потрепала я его по плечу, вставая.

— А вот моя жена так не считает.

Я не могла припомнить, когда последний раз он называл Конни по имени. В тех редких случаях, когда она вообще мелькала в его речи, о ней говорилось как о чем-то неизбежном и само собой разумеющемся, вроде закона земного притяжения.

— Давай посидим на балконе, допьем начатое, — предложил он.

Балкон за дверью моей комнаты был общим и шел вдоль всего второго этажа. Те немногие постояльцы, которые еще не спали в этот час, находились слишком далеко и нас не слышали. Уэсли расположил рядом два пластиковых стула и за неимением столика поставил стаканы и бутылку скотча прямо на пол.

— Положить еще льда? — спросил Бентон.

— Нет, больше не надо.

Он выключил свет в комнате. Едва различимые контуры деревьев, если долго на них смотреть, начинали двигаться в унисон друг с другом. На шоссе вдали время от времени мелькали огоньки фар.

— Как по твоим ощущениям — насколько ужасным был сегодняшний день по десятибалльной шкале? — послышался из темноты негромкий голос Уэсли.

Я немного поколебалась — за свою жизнь я пережила немало кошмарных дней.

— Думаю, я бы поставила семь.

— Имеется в виду, что наихудший день — десять баллов.

— Такого у меня еще не было.

Я почувствовала на себе его взгляд.

— А что бы это могло быть?

— Даже не могу представить, — ответила я. Я опасалась накликать беду, упомянув о ней вслух.

Бентон замолчал. Наверное, он, как и я, думал о человеке, которого я любила и который был его лучшим другом. Несколько лет назад Марк погиб в Лондоне, и мне тогда казалось, что боли сильнее быть не может. Боюсь, я ошибалась.

Уэсли нарушил молчание.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, Кей.

— Я же сказала, что не могу представить.

— На другой вопрос. Я спрашивал тебя про Марино. Что с ним происходит?

— Думаю, ему сейчас слишком многое действует на нервы.

— Ему всегда что-нибудь действует на нервы.