Женщина справа - Валентен Мюссо Страница 18

Кроуфорд замолчал и повернул кофейную чашку на блюдце. Мне показалось, что теперь он пытается выиграть время.

– Так что вы хотели мне сказать?

Такой резкий тон я выбрал нарочно, очень опасаясь, как бы Кроуфорд не поменял мнение и не прекратил свою исповедь.

– Уоллес сказал мне, что говорил с вами об Элизабет… я хотел сказать, о вашей матери.

Наконец-то мы заговорили о том, о чем должны были с самой первой встречи.

– В своем кинозале он показал мне рабочий материал из «Покинутой».

– Знаете, это исчезновение его глубоко затронуло. Многие называли Уоллеса бессердечным. В большинстве случаев это были критики, никогда не встречавшиеся с ним лично, но считавшие его фильмы слишком холодными. На самом деле он был очень застенчивым человеком с привычкой не доверять другим. За много лет он в конце концов сумел нарастить себе панцирь.

– У меня сложилось о нем точно такое же впечатление.

– Что же касается вашей матери… Думаю, что Уоллес всегда чувствовал себя немного виноватым в том, что с ней произошло. Когда снимаешь фильм, несмотря на враждебность и напряжение, рано или поздно чувствуешь, что создал настоящую команду. Уоллес дал Элизабет шанс, он действительно очень хотел сделать из нее великую актрису. Никто и предположить не мог, что ее исчезновение останется необъясненным. Прошли недели, расследование топталось на месте, продюсеры были вынуждены пригласить эту Кларенс Рейнольдс… Но ничего больше не было по-прежнему. Взяв на себя обязательства относительно съемки, Уоллес смог справиться с ситуацией, но едва закончился монтаж, как он впал в депрессию.

– Депрессию?

– Об этом известно очень немногим. Он ненавидел «Покинутую»: для него этот фильм оставался неизбежно связанным с вашей матерью. То, что она не смогла его закончить, было для него самым большим сожалением. Он считал, что у него украли что-то важное. Его начала одолевать тайна, которым было окружено это исчезновение. Почти всегда он отказывался говорить о ней. Едва разговор заходил об этом фильме, как Уоллес менял тему разговора или впадал в страшный гнев. Все в его окружении знали, что эта тема – табу.

Кроуфорд едва смочил губы в чашке. Судя по всему, ему дорого обходилось воскрешать эти воспоминания.

– Вы хорошо знали мою мать?

Он медленно покачал головой.

– Да, без сомнения, лучше, чем Уоллес. Должен признаться, что был в замешательстве, когда вы вошли в ресторан. Вы так на нее похожи.

– Я так не считаю, хотя бабушка мне все время это говорила.

– Ваша бабушка… Элизабет мне иногда говорила о ней. Она из Санта-Барбары, не так ли?

– Да, но в начале 60-х обосновалась в Лос-Анджелесе.

– Она сейчас жива?

– Она уже три года как находится в медицинском стационаре.

– У вас есть другие родственники?

– Нет.

Мне не хотелось, чтобы разговор шел как бог на душу положит; Кроуфорду следовало бы это понимать.

– Я встретил Элизабет в конце 1957 года на одной из бесчисленных вечеринок, которые устраивают миллионеры на своих виллах в Бэль-Эр. Там можно было встретить множество молодых манекенщиц, желающих сделать карьеру. Большинство из них не обладали никаким талантом и воображали, будто достаточно засветиться в высшем свете, чтобы отхватить роль. Я сразу же понял, что в вашей матери есть что-то особенное. Она не была поверхностной, как все эти девушки, рассчитывавшие только на внешнюю привлекательность. В ней была какая-то… грусть, меланхолия, которые буквально потрясли меня. Мы обменялись несколькими словами. Она совершенно не знала, кто я, и просто назвала мне свое имя. Тогда Уоллес практически на износ работал над «Покинутой». Он вымотал силы у трех или четырех сценаристов и размышлял, кого взять на роли в своем фильме. В печатных изданиях постоянно упоминались имена: Одри Хепберн, Джанет Ли… но он хотел совершенную незнакомку. Время от времени я посылал ему фото из агентства, где мы проводили кастинги. С первой же встречи ваша мать произвела на него сильное впечатление. Думаю, Уоллес больше не рассматривал никаких других кандидаток на роль Вивиан.

Кроуфорд обернулся и указал рукой на низкий журнальный столик, на котором я оставил валяться свой экземпляр «Преступлений и скандалов Голливуда».

– Вы это видели?

Я совершенно упустил из виду, что он ее заметил, войдя в комнату.

– Пролистал… Вы знаете эту книгу?

– Особенно я знаю ее автора. В свое время – если не ошибаюсь, в начале 80-х, – он имел наивность полагать, будто может прийти к Уоллесу. Он постоянно пытался взять у него интервью и в конце концов переключился на людей из его окружения, знавших Элизабет. Со мной он тоже пытался связаться. Конечно, я отказался: ненавижу такие скандальные книжонки. Их авторы воображают, будто могут рассказать чью-то жизнь, основываясь на нескольких свидетельствах из вторых рук…

– Отрывок, посвященный моей матери, достаточно честный и основан на документах.

– Тем лучше.

– Сохранились ли у вас какие-нибудь особенные воспоминания о съемках «Покинутой»? Харрис упомянул о них достаточно туманно.

– Знаете, я не так много присутствовал на съемочной площадке. Главным образом я помогал Уоллесу на начальном этапе его фильмов. То немногое, что я помню, – за пределами съемок Элизабет была очень сдержанна. В основном она сидела одна у себя в гримерке. Казалось, она все время настороже: думаю, у нее было впечатление, что никто в съемочной группе ее не любит.

– Просто впечатление?

– Без сомнения. В мире кино Элизабет была почти никому не известна. Иногда, как мне казалось, она чувствовала, что заняла чужое место. Возможно, именно это побуждало ее быть такой дисциплинированной и пунктуально следовать указаниям Уоллеса. Вначале некоторые актеры могли свысока смотреть на нее, но это достаточно распространенное явление. Нередко съемки превращаются в борьбу индивидуальностей.

– Ходили слухи…

– Какие слухи?

Кроуфорд изумленно поднял брови, но я не был таким уж простачком.

– Моей матери приписывали кучу связей. Некоторые даже утверждали, что если она получила роль…

– Ах, это! Уоллеса можно много в чем упрекать, но не было более верного мужчины и большего домоседа, чем он. Ни один из его браков не сложился вовсе не потому, что он якобы имел привычку обманывать своих жен. Уоллес был честным человеком.

– А Денис Моррисон – ее партнер? А Саймон Уэллс – продюсер фильма?

Кроуфорд издал тихий смех, в первый раз ожививший его лицо.

– Перед камерой Моррисон обладал настоящим талантом играть роли мерзавцев, но за пределами съемочной площадки это был всего лишь хвастун, стремящийся раздуть свой донжуанский список. Если бы Элизабет стала одним из его трофеев, можете быть уверены: он хвастался бы ею перед всем городом! Что же касается Уэллса… шестидесятилетний мужчина, не такой уж соблазнительный и не такой уж блестящий. Элизабет не доверяла ему, она знала его репутацию… впрочем, как и все в Голливуде. Слушайте, Дэвид: ваша мать была прекрасным человеком, она никогда бы не начала связь из желания заполучить роль.