Фотография из Люцерна - Уильям Байер Страница 2

– Да! Спасибо большое! Я так сожалею…

– Если вы и вправду сожалеете, принесите извинения в письменном виде. Будьте столь добры. И закончим на этом. – Она слегка улыбается. – А теперь уходите! Исчезните!

Юноша кивает и быстро уходит.

Лу поворачивается к Эллен, которая нерешительно топчется на месте.

– Полагаю, больше мы его не увидим. – Она потирает руки в перчатках. – Бр-р, ну и мороз. Зайдем в кафе? Я бы выпила горячего кофе и можно взять теплый штрудель.

Меня всегда привлекали идеи декаданса и порока, и именно они лежат в основе моих работ. Вот почему, едва оказавшись на пороге этого лофта, я поняла, что хочу здесь жить. Тому есть множество причин: высокие потолки, вид из окон, освещение – все вокруг заполнено ярким солнцем, расположение на верхнем этаже девятиэтажного офисного здания – памятника архитектуры в стиле ар-деко – в самом центре Окленда. Но, разумеется, самое главное – некоторые вещи прежней хозяйки.

Управляющий зданием, долговязый, улыбчивый американец китайского происхождения по имени Кларенс Чен обводит помещение рукой.

– Это все оставила мисс Шанталь Дефорж, профессиональная «госпожа», доминатрикс. – Он произносит это с явным удовольствием и многозначительно вздергивает бровь.

Насколько я понимаю, Кларенс флиртует со мной. Прекрасно – учитывая, как отчаянно я хочу получить эту квартиру.

– Практически перед самым отъездом Шанталь устроила тотальную распродажу, так что большая часть ее… оборудования… ушла. Вы бы видели, что за персонажи здесь бродили! Госпожи со своими рабами – чтобы было кому тащить покупки. Ну, а то, что не продалось, она все и оставила здесь. – Кларенс машет рукой в сторону гигантской решетчатой двери, закрывающей нишу в стене, превращая ее в клетку. Решетка перекошена и висит на одной петле.

Потом Кларенс показывает на противоположную стену и деревянный крест в форме буквы «Х»:

– Она называла это крестом святого Андрея.

Я все еще рассматриваю клетку.

– А что с дверью?

– Возможно, один из «пленников» вырвался на свободу. – Кларенс явно гордится своим остроумием. – Если вы решите жить здесь и захотите избавиться от всего этого барахла, я позову сварщиков, чтобы срезали решетку. И штукатура – заделать дырки. Ничего не менял, вдруг новый жилец захочет оставить все как есть. – Он ухмыляется с намеком. – Вот вам, похоже, все это нравится.

Кларенс прав – я заинтригована. Мысль о том, чтобы жить среди этих вещей, пугает и в то же время притягивает меня. Поэтому я говорю Кларенсу, что, если я все-таки надумаю снимать этот лофт, можно будет оставить все как есть.

Он показывает кухню-столовую («самое современное оборудование»), спальню («смотрите, какое потолочное окно – можно любоваться звездами») и огромный встроенный гардероб.

– Так говорите, вы актриса, мисс Беренсон?

– Актриса, да. Performance artist.

– Мне нравятся люди искусства. Из вас хорошие жильцы, куда интереснее, чем из счетоводов. – Он хихикает. – Шанталь тоже была своего рода художником. По крайней мере, так она утверждала, хотя я не видел ни одной ее работы. – Кларенс переходит на деловой тон. – Аренда – тысяча семьсот пятьдесят долларов, включая коммунальные платежи. Полагаю, вас это устроит?

Я почти перестаю дышать.

– Думаю, да.

– Так что, по рукам?

– Да!

Из-за экономического кризиса офисный рынок в центре Окленда на спаде, и предприимчивые домовладельцы превратили пустующие кабинеты в лофты. А поскольку я совсем недавно получила стипендию Холлиса, то такая аренда теперь мне по карману.

Стипендия Холлиса для женщин сферы искусств (художниц, писательниц, хореографов, актрис), также известная как «награда для мини-гениев» – чтобы не перепутать с более известной и престижной стипендией Макартура, – это пятьдесят тысяч долларов в год, которые выплачивают пять лет. Единственное, что требуется от лауреата, – посвящать все свое время творчеству. Поскольку стипендию дают только женщинам, считается, что таким образом поощряют феминистические настроения. Меня это не смущает, так как все мои перформансы так или иначе про женщин.

Я все еще взволнована и благодарна этой награде – это явно событие, меняющее жизнь. За последние несколько лет мне чем только не приходилось заниматься: я торговала хот-догами, работала ночным сторожем – не брезговала никакой работой. Стипендия избавила меня от этого: теперь есть время на творчество и возможность арендовать место для работы.

Мне даже не приходит в голову торговаться. Кларенс предложил сказочные условия: в Сан-Франциско пентхаус такого уровня обошелся бы в три раза дороже.

По дороге к скрипучему лифту, Кларенс обратил мое внимание на надпись на арке между прихожей и гостиной: «Если не можешь дать счастья – дай мне свою боль! Лу Андреас-Саломе».

– Сделано по заказу Шанталь. Она сказала мне, что Лу Саломе была знаменитостью.

– Совершенно верно. И фраза очень известная, Ницше даже положил ее на музыку. И вполне подходит для доминатрикс.

– Какая вы умная! – говорит Кларенс. – Шанталь вот тоже была интеллектуалкой. – Он кивает на встроенные книжные полки в прихожей, теперь пустые. – У нее была масса книг. У вас и ученая степень есть? – Я киваю. – Калифорнийский университет? А специальность?

– «Театр, танцы и исполнительское мастерство».

– А у меня «Виноградарство и виноделие». Филиал в Дейвисе. Хотел работать в винодельческой отрасли. И посмотрите на меня – управляющий зданием!

Лампочка в лифте то горит совсем тускло, то вспыхивает; кабина двигается то быстрее, то медленнее и, наконец, рывком тормозит.

Мы идем через холл первого этажа. Кларенс не умолкает:

– Какие здесь светильники! А потолок, лепнина! Мне говорили, что этот вестибюль стоил немалых денег.

Мы спускаемся в офис Кларенса, расположенный на цокольном этаже, по дороге он рассказывает, что дом принадлежит его двоюродной бабушке Эстер, старой китаянке из Ванкувера:

– Она приобрела его в качестве инвестиции. И отдала мне в управление, так что именно я решаю, кто здесь будет жить. – Кларенс искоса бросает на меня короткий взгляд. – А я выбираю только тех людей, которые мне нравятся.

– Мне очень приятно это слышать, Кларенс. Учитывая, что мы только-только познакомились.

– Ну, я надеюсь, вы в этом убедитесь.

Он распечатывает договор, и мы оба его подписываем, я передаю ему чек, и мы пожимаем друг другу руки.

– Если по какой-то причине вам здесь не понравится, сообщите за месяц. Шанталь так и сделала. – Помолчав, Кларенс добавляет: – Она прожила здесь всего год. А потом почему-то решила расторгнуть договор. Совершенно внезапно. Устроила распродажу, съехала и не оставила адреса. Сказала, если ее будут спрашивать, говорить всем, что заболел родственник и она переехала в другой город. Мне ее недостает. Она такая красивая. Изящная. Внешне совершенно спокойная и сдержанная. Хотя мне казалось, что внутри у нее всегда буря. Она называла лофт своей твердыней. И на карточке над домофоном написала: «Орлиное гнездо». – Он улыбается. – Полагаю, это было своего рода предупреждение для клиентов: чтобы знали, что их ждет. Говорила мне, что любит запустить когти в человека… и держать.