Дайте усопшему уснуть - Дональд Уэстлейк Страница 2

Ник Ровито, стоявший впереди справа, кивнул, и пятеро остальных, включая Энгеля, нагнулись, чтобы запустить руки под черный покров и взяться за ручки гроба Выпрямившись, они подняли гроб на плечи. Один из возглавлявших шествие проворно откатил прочь козлы, на которых стоял гроб, чтобы их не было видно на газетных снимках, и процессия направилась по проходу; ее озаряли вспышки многочисленных фотоаппаратов. Энгель был самым долговязым из носильщиков, и на него пришлась основная тяжесть. Гроб подскакивал и елозил на плече, и Энгель забыл о боли в коленях.

Они медленно шествовали сквозь печальную торжественную толпу, погруженную в размышления о жизни, смерти и вечности, равно как и о том, угораздит ли какого-нибудь дурака-фотографа сделать снимок для газеты. Ник Ровито предупредил газетчиков, что снимать можно только гроб, но кто знает? Миновав толпу, шествие оказалось на залитой солнцем паперти и направилось по пологим ступеням вниз, к катафалку.

Зрелище и впрямь было внушительное. Протянутые через тротуары канаты не пускали зевак; вдоль канатов стояли полицейские в блестящих белых шлемах. А за канатами — море народу в гавайских рубахах и бермудских шортах. Вид этой толпы навел Энгеля на мысль о фруктовом соке, мысль о соке, в свою очередь, напомнила о жажде, а жажда — о неодолимом желании закурить. Ну ладно, потерпим.

Энгель знал, что где-то в толпе — его мать, которая, вероятно, подпрыгивает и размахивает «Дейли ньюс», чтобы привлечь его внимание. Поэтому, метнув на зевак быстрый взгляд, Энгель уставился на катафалк и больше уже не смотрел по сторонам. Он и так чувствовал легкую боязнь сцены, поэтому увидеть еще и скачущую матушку с газетой было бы для него слишком. Энгель знал, что мать гордится сыном: ведь он далеко переплюнул отца, который до гробовой доски оставался всего лишь владельцем лавочки, где нелегально принимались ставки на лошадей, и заправлял азартными играми на Вашингтонских Холмах. Но он еще успеет наглядеться на маму и наслушаться ее похвал.

Шествие пересекло тротуар и приблизилось к представителю похоронного бюро — такому загорелому, что казалось, будто он вымазан бронзовой краской. Подойдя вплотную, Энгель увидел, что это и правда краска для искусственного загара, какую продают в аптеках. Ему показалось, что гробовщик намазался неровно, тяп-ляп: лицо его было покрыто пятнами и напоминало карту Европы, выдержанную в бурых тонах.

Сотрудник бюро улыбался с таким великим тщанием, что Энгель испугался, как бы у него не треснули щеки. Из катафалка выползла платформа, покрытая лиловым плюшем, на которую и установили гроб. Потом водитель катафалка нажал кнопку, платформа с гробом въехала в салон, и сотрудник бюро вместе с помощником закрыли дверцы.

— Все идет отлично, не так ли? — обратился агент к Нику Ровито.

Но Ник Ровито ничего не ответил. Проводы в последний путь — слишком торжественный обряд, чтобы болтать попусту. Энгель увидел взгляд рыбьих глаз Ника Ровито, устремленный на сотрудника бюро, и заметил, что сотрудник бюро твердо намерен впредь держать пасть на замке.

Катафалк пополз по свободной полоске мостовой, в хвост ему пристроился один из автомобилей с венками. Всего машин было три. Распорядители начали выносить венки из церкви, и вскоре все три машины были забиты цветами. Они тронулись вперед, а следом поехали автомобили со скорбящими. Такой эскорт предложил Ник Ровито. В него входили одни черные «кадиллаки» с откидным верхом. Матерчатые крыши были опущены. «Провожать будем на современный лад, — решил Ник. — Не просто пышно, но и в духе времени». И кто-то из парней, сидевших за столом, сказал: «Это будет знаком начала новой эры, верно, Ник?» И Ник ответил: «Ага».

Родные и близкие парами потянулись из храма. Впереди шествовали вдова Чарли Броди и Арчи Фрайхофер. Арчи отвечал за торговлю девицами. Чарли Броди не оставил страховки и умер в неурочное время, и вдове не полагалось никакого содержания от организации. А поскольку она была миловидной блондинкой, достаточно привлекательной даже в глубоком трауре, ей надлежало вернуться на работу к Арчи Фрайхоферу, на которого она вкалывала до замужества. Поэтому, естественно, Арчи и шел рядом с ней на похоронах.

У сотрудника бюро была маленькая книжечка, в которой он записал, кому в какой машине ехать. Он стоял и читал вслух:

— Машина номер один: миссис Броди, мистер Фрайхофер, мистер Ровито, мистер Энгель…

Ник Ровито первым забрался на заднее сиденье, с ним сели вдова и Арчи, а Энгель устроился впереди с водителем. Остальные четыре человека, несших гроб, забились в машину номер два.

Минут пятнадцать кортеж двигался рывками, пока толпа возле церкви рассаживалась по автомобилям. Всего машин было тридцать четыре. Тоже выдумка Ника Ровито. «По штуке на каждый год жизни Чарли», — сказал он, и кто-то из сидевших за столом подхватил: «Это так поэтично, Ник». И Ник Ровито ответил: «Ага».

Все примолкли. Всем стало жарко, потому что верх был опущен, а солнце припекало. Энгель выкурил сигарету, ни разу не оглянувшись на Ника Ровито, поэтому он не знал, смотрит ли Ник на него своими рыбьими глазами. Энгель видел людей на тротуарах. Они показывали пальцами и говорили своим детям: «Вон он, Ник Ровито, большой гангстер. У него миллионы долларов, прекрасные женщины и заграничная выпивка. Он пользуется влиянием в высоких кругах. Он очень злой дядя, и я не хочу, чтобы ты вырос таким же. Видишь, вон он, в шикарной машине».

Ник Ровито смотрел вперед. Обычно он махал детям рукой, улыбался и подмигивал, но сегодня было не до того: слишком скорбный и торжественный случай.

Прошло несколько минут, и вдова Чарли разревелась.

— Чарли был хороший человек, — возвестила она сквозь слезы. — Мы с ним так здорово жили целых семнадцать месяцев!

— Совершенно верно, милая, — ответил Арчи Фрайхофер и похлопал вдовушку по коленке.

— Жаль, не было прощания с телом, — заявила она, промокая глаза маленьким платочком. — Жаль, что я не смогла в последний разочек взглянуть на него. Я отдала им его лучшие ботинки и французские трусики, и сорочку от братьев Брукс, и итальянский галстук, и хороший синий костюм. Они его обрядили, а никто даже не смог сказать «прощай».

Вдова расстраивалась все больше и больше. Ник Ровито похлопал ее по другой коленке и сказал:

— Ничего, Бобби, пусть его запомнят таким, какой он был.

— Наверное, вы правы, — согласилась вдова.

— Конечно. Бобби, ты передала им его одежду, синий костюм и прочее. Какой именно синий костюм?

— У него был всего один синий.

— В котором он ездил по командировкам?

— Он всегда возвращался домой в этом костюме!

Не выдержав воспоминаний, вдова опять расплакалась.

— Ну-ну, — промямлил Арчи Фрайхофер. На сей раз он сжал вдовушке ляжку.

Наконец все машины были заполнены, и кортеж выбрался на шоссе. Доехав до Белт-Парквей, машины направились на юг. Скорость тут была ограничена пятьюдесятью милями в час, но кортеж развил все семьдесят, поскольку заупокойная служба немного затянулась.