Терапия - Себастьян Фитцек Страница 2

— О чем вы, доктор Ларенц?

— О Жозефине! Что вы с ней сделали? — закричал Ларенц.

Разговоры вокруг моментально стихли. Мария выглядела совершенно растерянной. Работа у доктора Грольке приучила ее, конечно, к экстренным ситуациям. Это все-таки не частная клиника, да и улица Уландштрассе давно не относилась к престижным районам Берлина. То и дело у них появлялись наркоманы и проститутки с соседней Литценбургерштрассе. И медсестры не удивлялись, когда исхудалый «торчок» на реабилитации вопил, что ему не экземы лечить надо, а хоть как-то успокоить его жуткие боли. Но сегодняшний случай — дело иное. Виктор Ларенц был одет не в грязный спортивный костюм, дырявую футболку и поношенные кроссовки. И лицо его не облепляли расцарапанные гнойные прыщи. Наоборот, он был воплощением элегантности: стройная фигура, хорошая осанка, широкие плечи, высокий лоб, красивый подбородок. Он родился и вырос в Берлине, но его часто принимали за ганзейца. [2]Для классического портрета ему не хватало седых висков и прямого носа. Великосветский облик не портили ни вьющиеся каштановые, с недавней поры чуть длинноватые волосы, ни перебитый нос — болезненное напоминание о несчастном случае на яхте. Ларенцу было сорок три года. По внешнему виду трудно было определить его возраст, но сразу становилось понятно: у этого человека льняные платки с вышитыми инициалами и никогда нет мелочи. А примечательная бледность его лица — явно результат долгих часов сверхурочной работы. Поэтому Мария и смутилась. Кто мог ожидать, что известный психиатр в костюме за две тысячи двести евро устроит истерику в людном месте и начнет орать что-то непонятное срывающимся голосом, размахивая руками.

— Виктор?

Ларенц повернулся на звук низкого голоса. Услышав шум, Грольке вышел из кабинета. Это был сухопарый пожилой врач с волосами песочного цвета и глубоко посаженными глазами. На лице его читалось серьезное беспокойство.

— Что случилось?

— Где моя Жози? — прорычал в ответ Виктор, и Грольке непроизвольно отшатнулся от приятеля. Он знал эту семью лет десять, но ни разу не видел психиатра в таком состоянии.

— Давай лучше зайдем ко мне в кабинет и…

Но Ларенц его не слушал, а всматривался во что-то позади Грольке. Заметив, что дверь в кабинет приоткрыта, он рванулся туда, с размаху ударил по двери ногой, и она со звоном стукнула по тележке с лекарствами и медицинскими инструментами. На кушетке лежала женщина с псориазом. Она была обнажена по пояс, но от испуга даже не прикрыла грудь.

— Виктор, что на тебя нашло? — кричал ему в спину Грольке, но Ларенц, уже захлопнув дверь, устремился обратно.

— Жози?!

Он метался по коридору, распахивая все двери.

— Где ты, Жози? — в панике вопил он.

— Виктор, умоляю тебя!

Пожилой аллерголог еле поспевал следом, но Виктор не обращал на него ни малейшего внимания. Страх затмил все.

— А здесь что? — крикнул он, когда последняя дверь не поддалась.

— Только порошки и тряпки. Это кладовка.

— Открой! — Виктор, как сумасшедший, дергал дверную ручку.

— Послушай же, наконец…

— Открой!

С неожиданной силой Грольке схватил Ларенца за плечи:

— Успокойся, Виктор! И послушай меня. За этой дверью не может быть твоей дочери. Уборщица ушла с ключами сегодня утром и появится лишь завтра.

Ларенц тяжело дышал. Он слышал слова, но не понимал их смысла.

— Давай поговорим спокойно. — Грольке ослабил хватку. — Когда ты последний раз видел дочь?

— Полчаса назад, в твоей приемной. — Виктор слышал свой голос словно откуда-то издалека. — Когда она входила к тебе в кабинет.

Аллерголог озабоченно покачал головой и повернулся к Марии.

— Я не видела Жозефину, — ответила она на немой вопрос. — Она и не должна была сегодня приходить.

«Чушь какая-то!» — мысленно прокричал Ларенц, схватившись за виски.

— Изабель договорилась о приеме по телефону. Разумеется, Мария нас не видела. В регистратуре сидел кто-то другой. Какой-то мужчина. Он сказал, чтобы мы подождали в приемной. Жози очень ослабла. Я вышел за водой. А когда вернулся, она…

— В регистратуре могла быть только Мария, — прервал его Грольке. — И вообще у меня работают только женщины.

Виктор опешил. Он уставился на аллерголога, пытаясь осознать услышанное.

— Я сегодня Жозефину не видел. Она не заходила в мой кабинет.

Слова Грольке доносились до Виктора сквозь резкий противный звук, который, возникнув где-то вдалеке, нарастал и приближался.

— Что вам от меня нужно? — в отчаянии закричал он. — Я точно знаю, что моя дочь вошла в кабинет. Ее же позвали. Я был рядом и слышал, как тот мужчина в регистратуре назвал ее фамилию. Она решила сегодня пойти одна на прием. И специально просила меня об этом. Ей недавно исполнилось двенадцать лет, знаете? Она теперь закрывает за собой дверь в ванную на щеколду. Я вернулся в приемную, ее уже не было, я решил, что она зашла в кабинет.

Виктор вдруг понял, что не произнес ни слова. Хотя мозг его по-прежнему работал, но сам он, похоже, был не в силах выражать свои мысли. Беспомощно оглянувшись, он вдруг увидел все вокруг себя словно в замедленной съемке. Раздражающий звук все нарастал, почти заглушая все шумы. Разные люди что-то говорили ему: доктор Грольке, Мария, пациенты.

— Я уже год не видел Жози. — Это были последние слова Грольке, которые Виктор услышал. И внезапно ему все стало ясно. На какой-то короткий момент он осознал, что произошло. Страшная правда промелькнула в его голове стремительно, как увиденный сон в момент пробуждения. И моментально вновь покинула его. Но на какую-то долю секунды ему все открылось. Болезнь Жозефины. Причина ее мучений в последние месяцы. Он отчетливо увидел, что с ней случилось. У него закружилась голова, когда он понял, что теперь пришла его очередь. Теперь они ищут его. И найдут. Рано или поздно. Он это знал. Но вскоре страшное познание исчезло. Безвозвратно, как капля воды в песке.

Обеими руками Виктор ударил себя по вискам. Пронизывающий, мучительный, невыносимый звук раздавался теперь совсем рядом. Словно какая-то тварь скулила от мук и боли. Звук был уже почти нечеловеческий. И он стих лишь тогда, когда Виктор наконец закрыл рот.

Наши дни, несколько лет спустя

Виктор Ларенц никогда не думал, что привычная ему перспектива вдруг изменится. Строгая одноместная палата в клинике психосоматических расстройств в берлинском районе Веддинг предназначалась ранее для самых сложных пациентов Виктора. А сегодня он сам лежал на гидравлической больничной кровати, и его руки и ноги были зафиксированы серыми полуэластичными бинтами. Его пока никто не навещал: ни друзья, ни бывшие коллеги, ни родственники. Единственным развлечением, кроме разглядывания пожелтевших обоев, засаленных коричневых занавесок да водяных пятен на потолке, были два ежедневных визита Мартина Рота, молодого заведующего отделением. В клинику не поступало пока запросов на посещение Виктора. Даже от Изабель. Это рассказал доктор Рот, и Виктор не винил жену. После всего, что случилось.