Садовник - Родриго Кортес Страница 2

Только глава семейства семидесятичетырехлетний сеньор Хуан Диего Эсперанса, казалось, этого не замечал. Он сидел во главе длинного, уставленного снедью дубового стола, хмуро глядя на приехавших на похороны двух сыновей и среднюю по возрасту дочь.

— Как идет твоя служба, Гарсиа? — повернулся он к старшему сыну.

— Через месяц — на Балеарские острова, — сухо ответил сорокатрехлетний офицер и промокнул салфеткой пышные рыжие усы.

— А как же Лусия и Пабло? — озабоченно спросил старик. — Так и останутся в Танжере? Или, может, пусть у меня поживут, пока ты не устроишься?

— Я еще не решил, папа. Но можно и так.

— Ладно, это мы с тобой еще обсудим, — кивнул старик и, несколько посуровев, развернулся к младшему. — А как твоя учеба в Военной академии, Сесил?

— Хорошо, папа, — не поднимая головы, отозвался тот.

— А что это за история с дракой, о которой я узнал от Франсиско? Сколько можно за тебя хлопотать? Ты же не в борделе служишь — в армии…

Сесил густо покраснел.

— Генерал Франко… превосходный офицер, — с трудом выговорил он, — но, поверьте, папа, у меня были основания.

— И какие? — пронзительно, в упор посмотрел на сына старик.

— Эти… лавочники…

— Ну?

— Они оскорбили имя королевского дома.

Отставной полковник армии Его Величества сеньор Хуан Диего Эсперанса растерянно заморгал и откинулся на высокую резную спинку стула.

— Неслыханно! А Франсиско об этом знает?! Ты сказал ему?!

Сесил опустил голову еще ниже.

— Сеньор Франко не считает возможным попустительствовать нарушениям воинской дисциплины, вне зависимости от причин, — медленно проговорил он. — И я, как и все остальные курсанты нашей академии, его в этом поддерживаю. Некоторое время старик думал, а потом снова нахмурился.

— И… что они… как они… оскорбили?..

Сесил поджал губы, а Гарсиа недовольно поморщился.

— Не надо, папа. Только не в нашем доме.

— Нет, я хочу знать! — Сеньор Эсперанса ударил кулаком по столу так, что задребезжала посуда. — Говори!

Сесил побледнел:

— Они сказали… сказали, что Его Величество король Альфонсо XIII… не годится даже на то, чтобы подавать покойному генералу Примо де Ривера домашние тапочки.

Старик побагровел, тяжело задышал, но взял себя в руки и только смущенно пробормотал:

— Неслыханно… И это — испанцы!

— Перестаньте, папа, — поморщилась сидящая в самом конце стола красивая женщина лет тридцати. — Все они хороши: что Ривера, что этот новый, Беренгер…

В доме стало еще тише. Некоторое время казалось, что грозы не миновать, но, вопреки ожиданиям, сеньор Эсперанса лишь горестно вздохнул.

— Ох, Тереса… — покачал он головой. — Хорошо еще, что мать твоя этого не слышит. Столичная жизнь тебя совсем испортила… Я вообще не понимаю, куда смотрит твой муж…

— На девок он смотрит, — откинула голову назад женщина.

— Тереса!

— А что, я не права? Но знаете, папа, меня это уже не касается…

Мужчины разом насторожились.

— Да-да… — Тереса резко бросила салфетку, встала из-за стола и под недоуменными взглядами братьев и отца пошла к дверям, но на пороге внезапно остановилась. — Мы больше не живем вместе.

— Как это? — опешил сеньор Эсперанса.

— Я решила развестись.

Раздался грохот, и выронившая поднос Хуанита бросилась собирать осколки.

Сеньор Эсперанса вскочил со стула, но схватился за сердце и буквально рухнул обратно.

— Гарсиа… — изменившимся голосом прохрипел он. — Ружье… Принеси мне ружье…

* * *

Себастьян избрал не самый короткий, но самый лучший и безопасный путь. Протащил сеньору Эсперанса вдоль целого ряда фамильных склепов знатных городских семей и продрался вместе с ней сквозь старые кусты шиповника к. высокой церковной ограде, туда, где, как он давно заметил, один из прутьев был выломан.

Себастьян упорно тащил свой драгоценный груз вперед, и, когда из-за горы вышла полная луна, они с сеньорой Долорес были в каштановой роще, тянущейся вдоль реки. И только здесь Себастьян остановился.

Аккуратно, так, чтобы ей было удобно, он уложил сеньору Долорес под огромным старым каштаном и замер. Только теперь Себастьян всерьез задумался о том, что будет делать дальше.

Пожалуй, нужно было бы взять в каморке Хуана Хесуса садовую тачку, но мальчик вспомнил, как отчаянно громко она скрипит… А шуметь сейчас было совсем не с руки.

Серебряный блик лунного света, пробившийся сквозь плотную листву, упал на лицо покойной сеньоры, высветив отливающую серебром седину, глубокие морщины на лбу и слегка приоткрытый рот. Себастьян на секунду задумался, а затем расстегнул охватывавший талию сеньоры Долорес тонкий кожаный поясок. Потом он взялся за подол черного шелкового платья.

Платье с хрустом разошлось пополам, обнажив затянутые в длинные кружевные панталоны ноги сеньоры Долорес и закрывающий грудь плотный корсет.

Некоторое время Себастьян любовался красивыми заклепками и ровными швами корсета, но потом как очнулся и принялся быстро распускать платье на длинные тонкие полосы и не остановился, пока не порвал его целиком. Затем немного повозился и развязал шнурки корсета. Вытащил его из-под спины сеньоры, положил справа от безмолвного тела и подивился тому, до чего же сеньора Долорес Эсперанса на самом деле щуплая.

* * *

Известие о том, что Тереса наплевала на приличия и решилась пойти на развод, повергло мужчин дома Эсперанса в такой шок, что обо всем остальном, включая только что состоявшиеся похороны, просто забыли.

В семье Эсперанса давно знали, что брак Тересы и Луиса Марии Альдани с самого начала был не слишком удачным. Унаследовав от отца довольно крупное состояние — два больших магазина в Сарагосе и плодородные земли, Луис Мария предпочел оставить имущество на управляющего и жить и делать карьеру в Мадриде.

Молодой Альдани подавал блестящие надежды. Он вращался в высшем свете Мадрида, был принят при дворе, заводил важные знакомства среди влиятельных лиц в окружении самого Примо де Риверы. Такой образ жизни требовал денег. В конечном счете менее чем за десять лет Луис Мария умудрился прокутить все свое состояние. Казалось, Луис Мария совсем уже поставил на себе крест.

Трудно сказать, в чем тут дело: то ли Мадрид оказался беспощаднее, чем ожидалось, то ли сам Альдани упустил что-то важное… В любом случае его еще можно было как-то понять, но то, что собиралась выкинуть Тереса, уже не лезло ни в какие ворота.

Возбужденные голоса и даже крики доносились из столовой, где собрался семейный совет, до поздней ночи. Но к трем утра уставший за день сильнее других старик сдался и теперь сидел, скорбно подперев подбородок сухой желтой кистью. И только братья все еще пытались повлиять на упрямую Тересу.