Пазл - Михаил Киоса Страница 2

«Дед никуда с нами не поедет, уговаривать его бесполезно, так что постарайся сделать так, чтобы его последние дни в России были спокойными и светлыми. Мне без разницы, будешь лично ты ухаживать или наймешь гувернантку (деньги, безусловно, я тебе дам), но обещай мне, что дедушка не останется без присмотра».

И Рома пообещал. Потому что на кону стояло многое – его учеба в МГИМО и последующий переезд к родителям, которые, по предварительной информации, уже приобрели для него в Испании уютный, красивый домик рядом с озером. Разумеется, он не верил, что лишится всего этого, если мать хоть на минутку усомнится в его порядочности по отношению к своему отцу, но проверять это почему-то не хотелось. Рома подумал, что мог бы выключить телефон в квартире, а если мать наберет его мобильник, то всегда может сказать, что дед спит. В последнее время он действительно много спал, прямо в кресле, из которого потом поднимался с большим трудом.

Рома открыл дверь, вошел в квартиру и громко крикнул:

– Это я! – Он всегда так делал, об этом попросил его сам дед. Как и многим людям пожилого возраста, ему всегда казалось, что к ним могут забраться воры. – Дед, я пришел!

Ответа не последовало. Значит, старик спит. Однако, проходя на кухню мимо туалета, Рома обратил внимание на включенный свет. Ну ладно, пока дед справляет свои дела, приготовит ему что-нибудь.

Он открыл холодильник. Так, в кастрюле борщ (Татьяна была лохушкой, но готовила отменно), в стеклянной «утятнице» котлеты… так, творожные сырки (дед прямо-таки обожал их), колбаса, сыр… В дальнем углу на столешнице лежала коробка зефира в шоколаде. Это деду подарила соседка, Анна Семеновна, глуховатая, но бойкая старушка, знающая все про всех, которую в любую погоду можно увидеть на лавочке под окнами. Зефир в шоколаде дед любил больше всего и с благоговением брал по одной штучке, делил ее пополам – одну половинку съедал утром с чаем, другую вечером. И было бесполезно его убеждать, чтобы он ел вдоволь, что этот зефир не такой уж дорогой – деда все равно невозможно переубедить: слишком сильны воспоминания о войне и голоде. Роме вспомнилось, как однажды, разбирая балкон, он обнаружил заботливо припрятанные жестяные банки с надписями следующего содержания: «горох», «гречка», «рис» и так далее. Судя по всему, все вышеуказанное было старше самого Ромы, и он тайком выбросил эти банки. Туда же отправился и мешок с хозяйственным мылом – коричневым, крошащимся и характерно пахнущим. Дед складировал свои запасы по привычке, вряд ли осознавая, что все это когда-нибудь ему пригодится. Получая пенсию, какую-то часть он обязательно тратил на спички, соль, сахар, тушенку, макароны и бережно прятал это на антресоль, под кровать или на тот же балкон.

Рома налил в хромированную плошку борща, быстро сделал несколько бутербродов, достал чай в пакетиках и поставил это все возле микроволновки. Он улыбнулся, вспомнив, какого труда стоило уговорить деда пользоваться печью – тот по старинке упорно хотел подогревать на газовой плите. Но вместо газовой в их квартире уже давно стояла современная электроплита со встроенной панелью, и Рома не хотел рисковать, доверяя ее деду.

– Дед, ты скоро там? – нетерпеливо крикнул он, насыпая в стакан сахар. Стакан бы граненым, с трещинкой, в потемневшем от времени серебряном подстаканнике с изображением герба СССР, и дед пил чай только из него.

Молчание. Рома подошел к туалету и постучал. Дверь приоткрылась. Он толкнул ее, чувствуя, как возле сердца что-то неприятно заскреблось. И тут же непроизвольно отшатнулся, ловя себя на мысли, что с днем рождения придется подождать. Дед сидел на унитазе, как-то странно подобрав ноги, будто испытывая сильные рези в животе. Руки прижаты к груди, лицо пепельного цвета, глазные яблоки выкатились вперед, того и гляди выскочат.

– Бббб… бббб. – Он качнулся вперед и, если бы Рома не подхватил его, свалился бы на пол.

– Что случилось? – спросил Рома, с трудом удерживая деда. Несмотря на свою спортивную форму, поддерживать старика оказалось делом не из легких.

– Рр… ррр… Ромочка, – выдохнул дед.

Рома пинком открыл дверь и, ловко перехватив за подмышки, стал волочить его в коридор. Задрались старые семейные трусы и мокрые тренировочные брюки, один тапок слетел. Сухие губы шевелились, словно дед пытался сказать что-то важное.

– Молчи, ничего не говори, – приказал Рома, отдуваясь. Черт, ну и тяжелый же он! – Сейчас вызовем врача…

Кое-как он дотащил деда до кресла в коридоре и остановился передохнуть. Боже, что с ним произошло? Приступ? Инфаркт?

Дед, будто угадывая мысли внука, снова забормотал что-то неразборчивое, словно пытался объяснить Роме, что с ним стряслось.

– Н… ноги, – наконец простонал он, хрипло кашляя. – Ромочка, ног не чувствую…

Рома с трудом усадил деда в кресло, вытер пот со лба и кинулся к телефону. Но как только взял трубку, зазвонил его мобильник. Чертыхаясь, он вытащил его из кармана и взглянул на панель. Жанна, черт бы ее побрал!

– Чего тебе? – рявкнул он в трубку.

– Чего мне? – изумилась девушка, чуть не задохнувшись от возмущения. – Долго я буду тебя ждать? Ты там что, со своим дедом самогон пьешь?! Или передумал ехать на…

– Я перезвоню, – перебил ее Рома и выключил мобильник. Затем перевел взгляд на деда. Тот едва заметно вздрагивал, изо рта вылез комок пены.

Он шагнул к нему и присел перед ним на корточки. Тот уже не вздрагивал, голова беспомощно свесилась на грудь.

– Эй, – тихо позвал Рома, боясь поверить в страшное: он медленно протянул руку и коснулся лба деда. Он был прохладный и слегка влажный. – Дед! – уже громче сказал он и выпрямился, совершенно растерянный. Похоже, старик умер.

Если он умер, то вызвать нужно не «Скорую», а труповозку. И в полицию позвонить, участковому, подумал Рома.

«А умер ли он? – раздался вдруг в голове внутренний голос. – Может, просто без сознания». Рома кашлянул. Кажется, в таких случаях проверяют пульс. Ему стало не по себе. Да, это был ЕГО дед, которого он знал с самого рождения, который гулял с ним в парке, кормил белок и мастерил для Ромы деревянные мечи, но сейчас, глядя на эту скрюченную, безжизненную фигуру с хлопьями пены на подбородке, он понимал, что никакая сила не заставит его прикоснуться к нему.

«Зеркало», – шепнул ему тот же голос, и Рома встрепенулся, чуть не хлопнув себя по лбу. Ну конечно, зеркало, как он мог забыть об этом! Он вошел в комнату деда и открыл тумбочку. Какие-то таблетки, капли для глаз, карандашный огрызок, две грязно-желтые пятикопеечные монеты, пипетка… Боже мой, сколько же здесь барахла! Наконец из самого дальнего угла было извлечено небольшое зеркальце с отколотым уголком. Закрыв тумбочку, Рома чуть ли не бегом бросился к креслу, где все так же неподвижно сидел дед. Медленно-медленно, затаив дыхание, Рома поднес зеркальце к его полуоткрытым губам. Через минуту, показавшуюся ему вечностью, он убрал зеркальце и посмотрел на него. Сквозь сжатые зубы с шумом вышел воздух. Зеркало было чистым. Ни пылинки, ни соринки, ни, что самое главное, хоть малюсенького запотевшего пятнышка.