Театр теней - Кевин Гилфойл Страница 20

Полиция Литл-Рока развесила повсюду фоторобот Байрона Бонавиты.

В штате Мичиган было жарко. На частном пляже шириной не больше сельской улочки малыш Джастин играл на пятачке между телами родителей, Терри и Марты Финн, внимательно следивших за каждым его движением. От пляжа крутая неровная лестница из шпал вела наверх, к коттеджу, вернее, к тому, что они скромно именовали коттеджем. Любой другой назвал бы это чертовски хорошим вторым домом, ведь в нем были три просторные спальни, и всякие новомодные бытовые приборы, и вентиляторы, медленно вращающиеся под потолком — они не столько разгоняли густой, душный воздух, сколько утешали одуревших от жары хозяев. Через час к ним на выходные приедут Гэри и Дженифер Ноган с дочкой Мэри Энн. Субботу и воскресенье они проведут на яхте; там, на палубе красного дерева, будет много выпивки и много взрослых разговоров, и родители будут время от времени спасать детей от скуки какой-нибудь сказочкой, или игрой, или смешной гримасой.

— Так кем, как ты думаешь, он был? — спросил жену Терри. Джастин поднес к его лицу голубого пластмассового динозавра — в ответ папа выпятил вперед нижнюю губу.

— Ты о ком?

Терри кивнул в направлении сына:

— Он. Тот парень.

— Ой, прекрати, а?

— Нет, правда.

— Они не могут нам этого сказать. Это противозаконно. Так что нет смысла об этом думать.

— Это клиника не имеет права нам говорить. А мы вполне имеем право это выяснить. Нанять, скажем, частного детектива или что-нибудь в этом роде.

— Брось ты, — рассмеялась она.

— Должен же где-то остаться письменный документ, черт побери. Представляешь, он вырастет, ты потеряешь где-нибудь его фотку, а кто-то его узнает — ну то есть узнает не Джастина, а того парня. Когда клонирование стало легальным, донор был еще жив, значит, умер он не так давно, правильно?

— Правильно.

— И потом еще вот это. — Терри задрал маечку Джастина — на спине у него была родинка, похожая очертанием на Западную Виргинию или на чайник с длинным носиком. Джастин, не глядя, рассеянно ударил папу по руке, и Терри отпустил край майки.

Марта улыбнулась и прикрыла глаза: она устала щуриться от лучей отражавшегося в озере солнца.

— Он часто произносит бранные слова, — задумчиво заметил Терри.

— Кто?

— Джастин.

— Ладно тебе глупости-то говорить.

— Нет, правда. Тебе не кажется, что он слишком часто ругается для трехлетнего?

— Ты не ругайся при нем, и он не станет, — сказала Марта.

— А я и не ругаюсь.

— А только что?

— Когда?

— Секунд десять тому назад. Ты помянул нечистого.

— Это не считается. Я-то говорю о совсем уж грубых словечках.

— Для него это просто слова. Смешные звукосочетания.

Терри промолчал, наблюдая, как сынок роет в песке канавки хвостом динозавра, а потом спросил:

— Ты никогда не задумывалась, не могли ли какие-то воспоминания того парня — донора в смысле — передаться Джастину на генетическом уровне?

— Это как у Юнга, что ли?

— Это еще кто?

— Карл Юнг. Коллективное бессознательное.

Терри изобразил на лице презрительную усмешку — он всегда так реагировал, когда образованность жены, все эти учебники, которые она помнила чуть ли не дословно, косвенно угрожали его авторитету.

— Сегодня утром я увидел в руках у Джастина нож…

— Нож?

— Пластмассовый. Он прилагался к рогаликам.

— А-а.

— Так вот, он делал вид, что режет, прямо по скатерти, и делал это вполне осознанно.

— Может, он просто видел, как ты режешь рогалики, и подражал?

— Нет, он держал нож как скальпель. Как будто делал длинные, ровные надрезы. Как хирург.

— Я тебя умоляю!

— Я знаю. Глупо, конечно. Я просто так говорю. Представляешь, вдруг окажется, что тот, другой, был врачом. Вот здорово будет, правда?

— Ну, если врачом, тогда понятно, откуда ругательства — с площадки для гольфа. — Марта улыбнулась.

Шутка и правда была смешная, но Терри не засмеялся. Марта никогда не воспринимала его всерьез и тут же отбрасывала любую, даже самую стоящую мысль, если она исходила от него. Когда-то он восхищался ее умом, не сознавая, что со временем ум может трансформироваться в высокомерие. Работал в их семье именно он, он же платил за оба дома, и обе машины, и дорогостоящие поездки на отдых из солидных доходов на фьючерсном рынке, но студентом в свое время был посредственным. А Марта, всегда считавшая, что на умниках свет клином сошелся, никогда не выказывала ему должного уважения. Теперь, когда у них был ребенок, любознательный и очень умненький, она вела себя так, будто Джастин унаследовал это от нее, хотя на самом деле никак не могла передать ему эти свои супер-пупер умные гены. Хотя бы поэтому Терри хотелось выяснить, кем был донор ДНК их мальчика, чтобы таким образом лишний раз напомнить ей, что мозги Джастина — не ее заслуга.

— Так что ты об этом думаешь?

— О чем?

— О том, чтобы нанять кого-нибудь, кто покопался бы в прошлом Джастина.

— Терри, ему три года. У него нет прошлого.

— Хорошо. Прошлого того, другого.

— Они совершенно разные люди. Он разовьется как личность под нашим влиянием и не будет иметь никакого отношения к какому-то там незнакомцу.

— Но ведь доктор Мур говорил, они как близнецы. Разве нет?

— И что?

— Ты разве не слышала, что между близнецами бывает эта, как ее, экстрасенсорная связь? А что если в памяти Джастина сохранилась жизнь его близнеца? Передалась по экстрасенсорной связи, а?

— И ты придумал все это только потому, что Джастин сказал вчера вечером слово на букву «ж»?

— Не только поэтому.

Марта закрыла тюбик помады с клубничным вкусом и улыбнулась мужу. Она вся светилась, зубы блестели. Прямо как только что купленная куколка.

— Тогда вперед, — сказала она. — Мне все равно. У тебя же есть кредитная карточка. Мне будет спокойнее знать, что ты тратишь деньги на это, а не на любовниц или еще что-нибудь такое.

— Что, изменять тебе? Никогда!

Они наклонились друг к другу над головой Джастина и стали целоваться.

— Жо-па! Жо-па! Жо-па! — радостно скандировал Джастин.

Они улыбнулись, не разнимая губ, и начали поцелуй заново.

На журнальном столике стояли вазочки с конфетами; под стеклом красовались вязаные салфеточки. По стенам тянулись нескончаемые книжные полки, но никаких книг на них не было. Вместо этого с полочек смотрели керамические звери, фарфоровые фигурки, там стояли деревянные рамки, безделушки из акрила, стеклянные вазочки, ароматизированные свечи и еще куча всякой всячины. Комната выходила на восток и была очень светлой; Барвик выбрала, куда присесть, — зеленый стул с высокими подлокотниками и заклепками на спинке, обитый какой-то непонятной материей, — и села спиной к окну. Миссис Лундквист села так, что солнечный свет падал прямо на нее, и Барвик подумала: почему у этой пожилой женщины такая белая, прямо сливочная кожа?