Стены молчания - Филип Джолович Страница 20

— Время, мама, — прервал я ее. — Моя карьера превратится в прах, прежде чем они распутают это дело и выяснят, что виноват Джей Джей. Я завязну по самые уши в судебных тяжбах, банкротстве, безработице.

— Неужели все так мрачно?

Правильно, мама. Оптимизм. Раздуй эти огоньки. Как бы это ни было сложно, раздуй их. Так, как ты делала раньше. Это помогало нам держаться на плаву до тех пор, пока правда не становилась неопровержимой сыпью, покрывавшей наши тела. Но к тому времени я укреплял свои позиции. Против отца, против мира. А эти пять лет сделали меня самодовольным, притупили мои копья.

— Ты мог бы вернуться домой, — сказала мать.

— Я так не думаю, мама. — Второй раз за много дней мысль о возвращении в Англию не была отвратительной. Пабы, Би-Би-Си, Уимблдон. Жизнерадостный мир. Но мой запашок пересек бы Атлантику со мной, он пристал бы к моей одежде. Юридическое общество почувствовало бы его и вычеркнуло меня из списка живых.

— По-моему, Нью-Йорк — единственное место, где можно решить все проблемы, — сказал я. — Если я уеду, то стану испорченным товаром.

— У тебя там есть друзья? — спросила мама. — Я имею в виду в Нью-Йорке. Человек, на которого ты мог бы положиться? Я знаю так мало о твоей жизни, о твоем окружении, о твоих интересах.

Что я мог ей ответить? Недавно я переспал с женщиной, и ее аромат все еще витал в воздухе вокруг меня, но я не знал, что это на самом деле значило. В любом случае прошло еще слишком мало времени, чтобы понять, насколько важно было случившееся.

Остальные мои друзья были всего лишь знакомыми. Вряд ли они составляли круг моих интересов. В своем стремлении к партнерству я опередил жизнь, и теперь все выглядело так, словно и это партнерство покатилось ко всем чертям.

— У меня есть несколько друзей, — сказал я. — Надо посмотреть, какими ненадежными друзьями они окажутся.

— Мне кажется, ты очень одинок, и я думаю, ты должен вернуться домой.

— Я должен остаться здесь.

Нью-Йорк был единственным местом, где я мог оставаться невиновным. Во всех остальных частях света я буду виновным, осужденным за свой перелет.

Некоторое время мама молчала.

— Ты можешь сказать мне, ты же знаешь, — мягко сказала она.

— Что сказать?!

— Скажи мне, что ты действительно купил эту машину в приступе сумасшествия или чего-нибудь подобного рода. Ты можешь рассказать мне, а я буду молчать. Конечно, покупать такую машину было неблагоразумно, а еще глупее было давать своему другу покататься на ней. Но я не буду так говорить.

— Я не покупал машину и, естественно, не давал Джей Джею покататься на ней. Просто я оказался не в том месте и не в то время.

— Ты все еще не в том месте.

Только рядом с ней в саду, перекидывая компост или отрывая завядшие розы, я был бы в том месте. Мама была в этом уверена.

— Мама, пожалуйста!

— Извини, — прошептала она. — Наверное, я должна быть рада, что ты мне позвонил и рассказал обо всем.

— Я в любом случае все рассказал бы тебе. Кроме одной вещи. Если бы она знала ЭТО о моем отце, ЭТО убило бы ее.

— Хочешь, я поговорю с Чарльзом? — сказала она. — Твой отец всегда говорил, что он уважает меня.

— Нет, мама, — мягко сказал я. — Я только хотел, чтобы ты узнала о происходящем от меня, а не из других источников. Я не говорю — не беспокойся, это было бы глупо, но я не хочу, чтобы твое состояние ухудшилось, как тогда, мама. Не посещай то место опять.

— Я не принимала те маленькие таблетки уже три года, — сказала она. Я почувствовал ее растущую гордость, омраченную страхом рецидива.

— Богом прошу, не начинай снова.

Те маленькие таблетки были артиллерийскими снарядами. Артиллерия, которая не разбиралась, чей мозг она уничтожает.

— Фин. — Ее голос дрожал. — Я не хочу быть сторонним наблюдателем очередной катастрофы нашей и так уже уменьшившейся семьи. Я хочу помочь тебе, если это в моих силах.

— Тогда ты не была сторонним наблюдателем, мама.

— Тогда я была не в своем уме.

Иногда кто-то должен быть не в своем уме, чтобы сделать все правильно. Еще одно крылатое выражение Эрни.

— Нам не надо сидеть сложа руки, ты же знаешь, — авторитетно сказала она. Обычно она так разговаривала с закоснелыми чиновниками. — Мы не заслуживаем этого. Я уверена. Все будет в порядке.

Вот почему я позвонил тебе, мама. Просто, чтобы услышать эти слова, искренние, обнадеживающие, но абсолютно нерационально оптимистичные.

— Новой электронной почты нет, по крайней мере той, о которой тебе следует знать, — заявила Пола, когда я, хлопнув дверью, влетел в кабинет около полудня.

Это было манифестацией иррационального оптимизма, который был мне необходим.

— Кинес забрал почти всю корреспонденцию, — продолжала Пола. — Он оставил несколько флайеров с объявлениями о семинарах и курсах. Вдруг тебе понравятся какие-нибудь. Он отметил те, на которые намекал. Еще он сказал, чтобы ты не распускал руки [7]. Это что, какое-то британское выражение? Я не сказала ему, что он может засунуть эти флайеры себе в задницу, но, по-моему, он сам это понял. Новый посыльный заходил забрать твои файлы. Его зовут Кевин, настоящий тупица. Тебе не звонили ни по поводу встреч, ни по поводу конференций. Чарльз Мэндип в городе. Его секретарь сказал, что он увидится с тобой позже, но не сказал, в какое время. Его лондонский секретарь, Боже мой. Это сильно. Парень по имени Майерс звонил из «Майерс Майерлинг». Он сказал, что тебе не нужно говорить с ним, он будет высылать черновики заявлений прямо Кинесу и Мэндипу. Итак, полагаю, это означает, что ты можешь присоединиться ко мне и поиграть в пасьянс на компьютере до конца дня. Здорово. Надеюсь, ты не жалеешь себя, советник? Ты знаешь, как я себя чувствую, если подобное случается.

— И тебя с добрым утром, Пола.

Она прикрыла глаза рукой, вручила мне конверт от «ФедЭкс» и добавила:

— А это только что пришло для тебя. Это, должно быть, выписка за медаль Конгресса.

Я посмотрел на конверт. Отправителем была большая адвокатская фирма из Вашингтона.

Внутри пластикового футляра лежал бумажный конверт, на котором было написано мое имя и адрес моего офиса. Внутри конверта лежало письмо на одном листе. Его смысл можно было легко понять. Сэнди Рихтер — партнер «Маршала, Форрестера, Келлермана и Хирша» — сообщал, что он действовал от лица страховой компании, которая выписала всеохватывающую страховку на Джей Джея. В том случае, если жертвы действий Джей Джея обратятся за страховым возмещением, компания снимает с себя все обязательства; в том случае, если с них потребуют выплаты страхового возмещения, компания обратится ко мне для возмещения ущерба, нанесенного жертвам катастрофы. Я был на крючке. Они были убеждены, что я не должен был разрешать Джей Джею садиться за руль моего «Макларен F1», поэтому я несу полную ответственность за все это дерьмо.