Моя сестра Роза - Джастин Ларбалестьер Страница 20

– Ну, – говорит Джефф.

Сможет ли он удержать Розу в узде? Я хочу на тренировку. Мне нужно на тренировку. Нужно измотать себя, чтобы выспаться и наконец избавиться от этого идиотского джетлага. Нужно снова увидеть Соджорнер. Роза включает ямочки на щеках.

– Ну пожалуйста, позанимайтесь со мной еще.

Новое сообщение от Салли: «Че, пожалуйста, ответь». Я не стану упрашивать Джеффа. Я готов умолять его, лишь бы он остался. Наверняка их вполне можно оставить вдвоем. Роза просто бредит математикой. Она уважает Джеффа за его знания.

– Ну пожалуйста, пожалуйста, – говорит Роза. – Мы могли бы поработать над доказательствами!

– Ладно, Роза, – говорит Джефф. Лоб у него блестит от пота. Он явно не смог устоять перед доказательствами. Я не совсем понимаю, что вообще такое эти математические доказательства.

– Спасибо, – говорю я, едва сдерживаясь, чтобы не завопить от радости. – Я вам очень признателен.

«Джефф остается с Розой и будет заниматься с ней математикой. Я иду в зал. Вам придется больше ему заплатить». Я делаю себе еще бутерброды, собираю сумку для спортзала.

– Роза, ты будешь себя хорошо вести?

Роза снова показывает ямочки.

– Буду.

– Давай без ямочек. Я не верю твоим ямочкам.

Она перестает улыбаться:

– Обещаю, что буду хорошо себя вести.

«Ты уверен, что это удачная мысль?» – пишет Салли.

«Слишком поздно».

– Джефф, пожалуйста, следите, чтобы она хорошо себя вела. Не позволяйте ей уговорить вас заняться чем‐то, не связанным с математикой.

Он быстро моргает:

– Я ее репетитор по математике.

Я целую Розу в лоб, беру сумку и сбегаю. За спиной я слышу Розин голос:

– Передавай от меня привет Сид.

Соджорнер пришла на трехчасовое занятие в зале с мешками. И тот тупорылый тоже. – Эй, кенгуриный стейк, – говорит он, слишком сильно ударяя меня по руке, – как дела?

Я бормочу что‐то, что можно принять за «нормально», сажусь на пол возле ближайшего к Соджорнер мешка и начинаю наматывать бинты, одновременно наклоняясь вперед, чтобы растянуть заднюю поверхность бедер. Поднимаю глаза и вижу Соджорнер. Улыбаюсь ей. Она улыбается в ответ и продолжает сосредоточенно разминаться. Ее подруга стоит рядом с ней и что‐то говорит про какой‐то протест. Соджорнер кивает и хмурит лоб. Я хочу подойти к ней и разгладить эти морщинки.

Входит наша тренерша. Она невысокая и худая, с коротко остриженными светлыми волосами.

– Я Дайдо, – говорит она. – Для тех, кто меня еще не знает, сообщаю: я строгая, но честная.

Я вычитаю у нее баллы, потому что все тренеры говорят примерно то же самое. Жду не дождусь, когда кто‐нибудь скажет: «Я слабый, изнеженный и абсолютно несправедливый».

– Мне нужна хорошая форма и тяжелый труд. Не собираетесь выкладываться – выбирайте другое занятие. Не выйдете отсюда насквозь мокрыми от пота – значит, я не справилась с задачей. Все размялись?

Мы киваем.

– Надевайте перчатки. Покажите, что вы умеете. Два раунда по две минуты. Между ними перерыв десять секунд. Не жалейте себя!

Я и не жалею. Я по полной обрабатываю мешок: джебы, кроссы, хуки, апперкоты, комбинации. Я подпрыгиваю, отклоняюсь, подныриваю, делаю обманные выпады, отражаю удары, пляшу вокруг мешка, на месте которого представляю себе крепко сбитого двухметрового мужлана. Он не так быстр, как я, и привык, что его быстро отправляют в нокаут: он не слишком вынослив. Я атакую его со всех сторон, как комар, молочу его по почкам. Слышится звук гонга: конец первого раунда. Я обливаюсь потом.

– Перерыв десять секунд.

Я улыбаюсь. Бьет гонг: начинается второй раунд. Все вокруг приходит в движение. Я пляшу вокруг мешка. Двухметровый урод сдается. Теперь пора обороняться. Дайдо ходит по залу и работает с каждым из нас по очереди. Она требует точных, аккуратных движений. Мне она нравится. К концу занятия я выбился из сил, но чувствую себя очень довольным. Все в зале едва переводят дыхание, но при этом радостно улыбаются.

– Спарринг в семь каждый вечер. Новичкам нельзя, но все, кто занимался сегодня, более чем готовы и могут к нам присоединиться. Мы любим новые лица. Придешь? – спрашивает Дайдо, поворачиваясь ко мне.

У меня обрывается сердце.

– Я не участвую в спаррингах, – бормочу я. Глупое обещание. Интересно, Роза так же твердо держит данные мне обещания?

– Ясно. Если передумаешь, будем рады тебя видеть. Я киваю, стираю пот с лица и рук полотенцем и разматываю бинты.

– Так ты из Австралии? – спрашивает Соджорнер.

Я поднимаю на нее глаза и киваю. Наверное, она слышала, что сказал тот тупорылый.

– Ты не похож на австралийца.

Я пристально гляжу на нее. Никто никогда мне такого не говорил. У меня светлые волосы и синие глаза. Обычно, когда меня спрашивают, откуда я, и я отвечаю, что я из Австралии, мне тут же говорят: «Серфингом занимаешься?» Как раз из‐за светлых волос и синих глаз. Они уверены, что все австралийцы выглядят так же, как я, что неправда, и что мы все серфингисты, что тоже неправда. Я никогда не катался на доске.

– У всех австралийцев, которых я знаю, сломанные носы и уши всмятку.

– Мы красивый народ.

Она смеется. Я сую бинты в карман, беру полотенце, бутылку с водой и перчатки, встаю. Мы одного роста, вокруг нас – лес из качающихся мешков для бокса. Я чувствую, что наклоняюсь к ней, как будто хочу впитать в себя этот смех. У нее невозможно длинные ресницы, они загибаются так высоко вверх, что почти достают до бровей. Я делаю глоток воды, чтобы отвлечься.

– У тебя ужасно милая сестра, – говорит она.

– Слишком милая, – поправляю я. Мне не хочется думать о Розе. – Я обрадовался, когда вчера увидел тебя в парке. Я тут мало кого знаю.

Она улыбается:

– Почему ты не участвуешь в спаррингах?

– Пообещал родителям, что не буду, пока не перестану расти, – отвечаю я, не подумав. У меня горят щеки. Зачем я это сказал? «Мне родители не разрешают». Мне что, пять лет?

Я уверен, что она изо всех сил сдерживается, чтобы вдоволь не посмеяться над жалким маленьким мальчиком, который делает все, что ему велят родители. Может, сказать ей, что я не всегда делаю то, что они хотят? Тогда я буду выглядеть еще более нелепо. Почему я всегда так откровенничаю?

– А если ты уже перестал расти?

Я хохочу. Слишком громко.

– Именно это я им и сказал. Они сказали, что если мой рост не будет увеличиваться три года подряд, то они поймут, что я больше не расту. Сначала они говорили про пять лет, но мне удалось уговорить их на три. Один год был бы куда честнее.

Конец ознакомительного фрагмента