Смерть дня - Кэти Райх Страница 21

Ламанш говорил в диктофон:

– Bebe de race blanche, bien developpe et bien nourri [18]...

"Хорошо развитый и хорошо вскормленный, но мертвый", – подумала я с зарождающейся яростью.

– Le corps est bien preserve, avec une legere maceration epidermique [19]...

Я посмотрела на маленький труп. Да, он хорошо сохранился, только на руках кожа слегка сморщилась.

– Думаю, раны самозащиты искать не придется.

Бертран встал рядом со мной. Я не ответила, сейчас мне не до черного юмора.

– В холодильнике еще один, – продолжил он.

– Так нам сказали, – процедила я.

– Да, Боже. Младенцы.

Я посмотрела ему в глаза и ощутила укол вины. Бертран не шутил. Он выглядел так, будто умер его собственный ребенок.

– Младенцы. Кто-то прикончил их и спрятал в подвале. Хладнокровно, будто походя. Хуже того, ублюдок, возможно, знал детей.

– Почему ты так думаешь?

– Логика подсказывает. Два ребенка, двое взрослых, скорее всего родители. Кто-то уничтожил всю семью.

– И спалил дом в качестве прикрытия?

– Наверное.

– Может быть, кто-то посторонний.

– Может, но я сомневаюсь. Подожди. Увидишь.

Он сосредоточил внимание на вскрытии, крепко сжав кулаки за спиной.

Ламанш закончил диктовать и заговорил с ассистенткой. Лиза взяла из шкафчика ленту и растянула ее рядом с телом ребенка.

– Cinquante-huit centimetres.

Пятьдесят восемь сантиметров.

Райан наблюдал с другого конца кабинета, сложив руки на груди, царапая правым большим пальцем твид на левом бицепсе. Время от времени у него на скулах играли желваки, поднимался и опадал кадык.

Лиза обворачивала ленту вокруг головки, груди и живота ребенка и каждый раз вслух проговаривала результаты измерений. Потом подняла тело и положила его на весы. Обычно этот прибор используется для взвешивания отдельных органов. Чашка слегка покачивалась, и она остановила ее рукой. Душераздирающее зрелище. Бездыханный ребенок в колыбельке из нержавеющей стали.

– Шесть килограммов.

Младенец умер, набрав всего шесть килограммов веса. Тринадцать фунтов.

Ламанш записал вес, Лиза вернула крошечный труп на стол для аутопсии. Когда она отошла в сторону, у меня перехватило дыхание. Я посмотрела на Бертрана, но он уже разглядывал свои ботинки.

Ребенок был маленьким мальчиком. Он лежал на спине, ноги и стопы резко вывернуты в суставах. Глаза широкие и круглые, как пуговицы, зрачки затуманились до светло-серого цвета. Голова скатилась набок, одна пухлая щечка прислонилась к левой ключице.

Прямо под щекой в груди зияла дыра размером с мой кулак. Рваные края и темно-багровый воротник по периметру раны. Отверстие окружало множество порезов, от одного до двух сантиметров в длину. Одни глубокие, другие поверхностные. Кое-где они пересекались, и получались Г– или У-образные символы.

Я непроизвольно схватилась за сердце и почувствовала, как сжался желудок. Повернулась к Бертрану, не в состоянии говорить.

– Представляешь? – угрюмо проговорил он. – Ублюдок вырезал у него сердце.

– Оно пропало?

Он кивнул.

Я сглотнула.

– Другой ребенок?

Бертран снова кивнул.

– Как только начинаешь думать, что уже всего повидал, тут же появляется что-то еще.

– Боже...

Меня знобило. Я страстно надеялась, что ребенок был без сознания, когда его расчленяли.

Я взглянула на Райана. Он без всякого выражения смотрел на стол для аутопсии.

– А взрослые?

Бертран покачал головой.

– Похоже, их несколько раз ударили ножом, потом перерезали горло, но никто не покушался на их внутренние органы.

Ламанш продолжал монотонно описывать внешний вид ран. Я могла и не слушать. Я знаю, что означает гематома. Повреждение тканей происходит, только если кровь еще циркулирует по организму. Младенец еще дышал, когда его разрезали. Младенцы.

Я закрыла глаза, борясь с желанием вылететь вон из кабинета.

"Соберись, Бреннан. Займись своим делом".

Я подошла к среднему столу посмотреть на одежду. Все такое крошечное, такое знакомое. К пижаме прикреплены носочки, мягкий воротничок и манжеты с начесом. Кэти сносила десяток таких же. Я вспомнила, как расстегивала крючки, чтобы поменять подгузники, как маленькие толстенькие ножки брыкались как сумасшедшие. Как это называется? Есть специальный термин. Попыталась вспомнить, но мозг отказывался работать. Может, для моего же блага заставлял не переносить все на свой счет, а заняться делом, пока я не зарыдала или не упала в обморок.

Кровь текла, когда ребенок лежал на левом боку. Правый рукав пижамы тоже забрызган, но левая сторона просто пропиталась кровью, на фланели остались разводы от темно-красного до коричневого. Распашонка и свитер запачканы точно так же.

– Три слоя, – сказала я, ни к кому в особенности не обращаясь. – И носки.

Бертран подошел к моему столу.

– Кто-то позаботился, чтобы ребенок не мерз.

– Да, наверное, – согласился Бертран.

Райан присоединился к нам и тоже посмотрел на одежду. В каждой вещи одинаковые дыры с неровными краями, окруженные россыпью маленьких разрезов, как и на теле ребенка. Первым заговорил Райан:

– Парнишка был в одежде.

– Да, – отозвался Бертран. – Похоже, одежда зверскому ритуалу не помешала.

Я промолчала.

– Темперанс, – позвал Ламанш. – Принеси, пожалуйста, увеличительное стекло и иди сюда. Я кое-что нашел.

Мы собрались вокруг патологоанатома. Он показал на мелкое обесцвеченное пятно слева и снизу от отверстия в груди младенца. Я отдала Ламаншу увеличительное стекло, он наклонился ближе, изучил рану и вернул мне лупу.

Когда настала моя очередь, я едва не лишилась дара речи. Пятно не походило на беспорядочный рисунок обычного повреждения. Под увеличением я рассмотрела на детской коже четкую картинку: крест с петлей с одной стороны – похоже на египетский анк или мальтийский крест в зазубренном прямоугольнике. Я передала лупу Райану и вопросительно взглянула на Ламанша.

– Явно какое-то клеймо, Темперанс. Рисунок надо сохранить. Доктора Бержерона сегодня нет, поэтому не могла бы ты мне помочь?