Время ацтеков - Владимир Лорченков Страница 21

– Стой! – хватает меня за руку легавый.

– Пусть проедут! – говорит она. – Меня словно толкнуло.

– Меня словно током ударило! – говорит легавый.

– Будто бы голос какой-то сказал – подождем, а то если мы пойдем сейчас, нас эта машина собьет, – говорит она.

– Ты решишь, что я псих, но внутренний голос сказал мне, что мы должны сбить этих телок, – говорит он.

– И так спасем себя. Ну, типа, выкупим, – объясняет он.

– Давай подождем, – говорит она.

– Ладно, – соглашается подружка.

– Даже если мы не захотим их сбить, мы их собьем, – говорит легавый, и глаза у него пустые, так выглядят глаза человека, который говорит то, что ему приказано.

– Ты сбрендил, – шиплю я.

Дожидаюсь, пока розовые пятна не уберутся на тротуар, и начинаю ехать. Мы разгоняемся – у него отличная машина – и проносимся мимо них, и метров через двадцать я торможу.

– Ну, как? – спрашиваю я.

– Должны сбить?! – спрашиваю я.

– Придурок, – шиплю я.

– Да ты и правда маньяк, – брызжу я слюной.

– Рано или поздно ты, бля, этим и кончишь! – ору я.

– Ты меня утомил, мать твою, – визжу я.

– Поехали, мать твою так! – кричу я.

– Ладно, – виновато говорит он.

Мы проезжаем по центральному проспекту Рышкановки – город пуст, совершенно пуст, меня это начинает нервировать, – и лишь через несколько минут нас оглушает. Это салют и фейерверк. На другом конце нашего города вспыхивают салюты, расцветают красные розы, зеленые хризантемы, звездочки, похожие на брызги огненного шампанского, и я удивленно понимаю, что уже темнеет. Салюты рвутся все чаще, кажется, что небо сейчас загорится и начнется великий огненный Потоп, я прибавляю газу и думаю о том, что надо бы сдать на права. Мужик же! А что, пора начинать… Получится ли у нас выбраться из дерьма? Я улыбаюсь себе, газую еще и на полном ходу сворачиваю к парку, за которым, как объяснил мне мирно посапывающий легавый, находится та самая школа. С печью и племянником – учителем труда. Поворот получается вполне себе лихо, хоть и аккуратно, если бы не одно «но» – легавый перестает посапывать и с диким криком, символизирующим, очевидно, веселье, толкает меня в плечо. Так сильно, что машину бросает в сторону.

Краем глаза я успеваю увидеть два розовых пятна, со стуком отлетающих от нашего автомобиля. Это девушки.

Решили срезать путь.

К счастью, легавый не забыл ключи. Он всегда их носит с собой, сказал он мне, на что я сказал ему, чтобы он заткнулся, что он меня утомил. После чего пристроил его в кабинете труда, задернул в нем шторы – слава богу, что для уроков труда здесь отдельная пристройка! – проверил, крепко ли спит сторож, и вернулся к машине.

– Ну что ж, – говорю я.

– А может, это испытание? – спрашиваю я.

– После которого я стану настоящим мужиком, – открываю я багажник.

– От которого несет псиной, у которого яйца железные и который ни хрена не боится и может сделать все, что угодно, – теоретизирую я.

– И, конечно, ничего не боится, – улыбаюсь я.

– Привет, девочки, – машу я рукой.

– Первая пошла, – вздыхаю я.

К счастью, девушка – я буду звать ее Первая – попалась легкая. Очень симпатичная, кстати. Я с сожалением подбрасываю ее на руках и быстро несу в помещение. Кладу в угол на газеты и иду за подружкой.

– А вот и Вторая, – говорю я.

– Привет, Вторая, – машу я.

– Мне жаль, – извиняюсь я.

– Если по существу, то виноват во всем этот козел, который сейчас спит там в одном кабинете с твоей подружкой, – говорю я Второй.

– Не сердись на меня, – прошу я.

– Я был нормальным человеком, – признаюсь я, – обывателем, каких много.

– Ого, – приседаю я.

– Ну, – пыхчу я, – бегал по бабам, а кто ж так не делает?

– И бегал бы себе так еще годы и годы, – говорю я.

– Ну, может, в институт какой устроился бы лектором, да щупал студенток за жопы, – с трудом дышу я.

Вторая оказывается явно тяжелее первой. Я обнимаю ее за грудь, чтобы привалить к Первой, и чувствую, что грудь-то ого-го!

– Стоп! – говорю я себе.

– Этого еще не хватало, – устало делаю я себе замечание.

– Продолжим, – говорю я.

– Простите, падре, что мы вас с дамами в одном тесном помещении везли, – извиняюсь я.

– Боюсь, мне придется тащить вас по земле, – извиняюсь я.

– Вот так, – хлопаю я его по плечу.

– Вот вы и снова вместе, – говорю я им.

Первая, Вторая и падре выглядят вполне умиротворенно. Их бы отмыть, картина была бы прямо, бля, идиллической. Привал пастухов. Дафнис и Хлоя. Или как оно там? Я, честно говоря, кроме периода ацтеков толком ни хрена не знаю. Легавый храпит, и мне в голову приходит мысль.

– Не убить ли его? – бормочу я.

– А что? – спрашиваю я себя.

– Когда не будет и его, все проблемы в принципе будут решены, – решаю я, пока на словах, свои проблемы.

– А на работе он все равно взял бессрочный отпуск, – вспоминаю я.

– Типа лечить сердце, разбитое неверной женой, – вспоминаю я Свету.

– Решат, что он уехал далеко-далеко, – представляю я.

– Легавый уехал лечить раны сердца, – соображаю я, – падре уехал нарушать обет безбрачия и спасаться от комплекса вины.

– Первая уехала от приятеля или мужа, – ласково глажу я по голове Первую.

– Вторая сбежала за табором, – смеюсь я.

– Получается, что все вы уехали, остался один я, – говорю я трупам и вырубившемуся легавому.

– Я буду писать вам письма, – улыбаюсь я.

– Нежные и печальные, как я сам, – обещаю я.

– Но если убивать легавого, – проверяю я печь, – то как?

– Мне ведь не приходилось этого делать, – виновато развожу я руками перед Второй, которая начинает мне нравится все больше.

– Разве что молотком? – спрашиваю я себя.

– Как хорошо, что мы в кабинете трудового воспитания, – смеюсь я.

– Как же я устал, – жалуюсь я.

Подружка Первая смотрит на меня с сочувствием, и я начинаю подумывать о том, чтобы предпочесть ее Второй. Священник лежит на боку. Все еще со стулом. Я вздыхаю и примериваюсь молотком к голове легавого. Раз-два-три! Репетиция проходит успешно. Я даже мысленно очерчиваю то место, куда надо бить, – макушка. Аккурат в родничок. Раз-два-три! Подумав, я откладываю молоток. Легавый всхрапывает, и я укладываю его к стене. Спи, бля, страж порядка.