Полет Ворона - Дмитрий Вересов Страница 22

— А дома-то что? — Наташка смотрела на него выжидательно.

— Ладно, проехали. — Не хотелось травить душу жалостью к себе, плакаться в чужую жилетку. — Ты лучше о себе расскажи. Я вчера, когда Шурка меня сюда приволок…

— Кто кого приволок — это еще вопрос, — вставила Наташка.

— В общем, когда мы пришли и я увидел здесь тебя, так просто обалдел. Тебя-то каким ветром сюда занесло?

— Долго рассказывать. А с другой стороны, куда спешить, суббота на дворе, — философически изрекла Наташка и налила себе еще стакан.

— Шурке оставь, — сказал Павел. — Проснется, — тоже захочет.

— Захочет — сбегает, — резонно заметила Наташка и, выпив, продолжила: — У меня после окончания все наперекосяк. В картографии тоска, пылища, глаза портятся, зарплата — кошку не прокормишь. Замуж с тоски пошла. Муж сволочь оказался.

— Пил, бил тебя? — спросил Павел.

— Сволочь — и все тут. — Наташка подперла голову рукой. — В общем, с картографии я уволилась, мужу ручкой сделала. И вот живу, как пташка небесная. Не жну, не сею… Все жду чего-то. Подруга одна обещала по торговой части устроить, да не больно торопится… Зацепиться бы за что стоящее…

— А Шурка? Он-то парень стоящий, я знаю.

— Стоящий, да не стойкий. И бедный.

— А тебе обязательно богатого?

— Обязательно. Надоело нищету хлебать. — Она занесла бутылку над стаканом, вылила все до последней капельки и залпом выпила.

Павел с грустью смотрел на нее. Лучшая студентка на курсе, красный диплом, аспирантура не состоялась только из-за отсутствия в том году мест по ее специальности. Русская красавица с косой до пояса. А теперь вот… И косы сменила на космы. Вылитая росомаха. Счастья ждет. Жалко…

Жалко Наташку, которая задремала, положив кудлатую голову на стол. Жалко Шурку, который вот-вот очнется в ужасе нечеловеческом — а здоровье-то поправить нечем, и придется ему, потному, дрожащему, бежать на вокзал или на ближайший «пьяный угол», считая и пересчитывая на ходу рваные рубли в кармане. Если, конечно, к тому времени магазины не откроются.

Себя Павел жалеть отказывался категорически. Надо трезво, спокойно разобраться в ситуации, понять, что с ним происходит и почему, принять решение…

Наташка дремала, положив голову на стол. На плите кипел чайник. Павел пошукал на полках, нашел полбанки закаменелого растворимого кофе и ножом отколол кусочек в кружку. Туда же налил кипятку — а вдруг и вправду растворится? Растворился, и даже дал некий запах. Не совсем кофе, но все-таки…

— Я тоже хочу. — Наташка подняла голову, подперла ее кулаком и пристально смотрела на Павла.

Он протянул ей кружку, себе налил воды из-под крана, сел напротив и вдруг, изумляясь самому себе, начал рассказывать ей всю историю своего брака. Слова лились сами собой, он не сдерживал их и не подгонял, он как будто вообще не участвовал в процессе произнесения слов, а только слушал, слушал вместе с притихшей Наташкой. Закончив событиями прошлого вечера и встречей с Шуркой около вокзала, он замолчал и жадно выпил воду.

— Умный ты, Чернов, а дурак редкостный, — помолчав, сказала Наташка. — Впрочем, откуда вам, мужикам, понять? Я вот хоть и не рожала, по абортам все больше специализировалась, и то понимаю… С бабами в это время такое происходит… Одна подруга моя, Надька такая, так она специально ночью выходила, чтобы никто не видел, как она землю ест. Прямо так, присядет, земли горсточку наскребет и ест. Не могу, говорит, без этого, хоть режь. А другая и вправду резать стала — мужа своего, показалось ей, что от него другой женщиной пахнет. Насилу убежал… И ничего, пережили, трое детей у них теперь, и все здоровенькие. А ты трагедию на пустом месте разводишь — ах, она ребенка моего будущего не любит, ложе мое брачное осквернила! Так не она же на нем трахалась, и будь доволен… Вот что, Чернов, чеши-ка ты отсюда домой, да купи по пути цацку какую-нибудь, елочку — Новый год на носу… Придешь — обними, приласкай, прощения попроси — ей знаешь как тяжело сейчас…

Павел встал и начал надевать пальто, висевшее туг же, на кухне — прихожей у Шурки не было.

— Эй, Чернов, — сказала Наташка. Он обернулся. — Слушай, оставил бы рублика три на опохмелку, а? В другой раз увидимся — отдам.

Он сунул руку в карман, вытащил бумажку, положил на стол. Бумажка оказалась червонцем. Наташка посмотрела на червонец и вдруг обхватила голову руками и зарыдала. Павел, не прощаясь, вышел.

В третий раз ему говорят практически одно и то же. Сначала сама Таня, потом Сутеев, теперь вот Наташка, по-своему… Верь, Чернов, верь, надо верить, что все именно так, как они говорят, что все будет хорошо.

Но что-то не верилось, и ноги не хотели идти в направлении дома.

Он остановился, пересчитал деньги и пошел искать ближайший елочный базар.

Надо верить, Чернов. Надо.

И ту же песнь, спустя полчаса, Люсьен нашептывал про себя совсем иным тоном, лихорадочно выворачивая на стол содержимое всех ящиков бюро. Пропали! Пропали четыре сотни баксов, которые как раз сегодня нести в Монолит — очередной взнос, очередной квадратный метр в грядущей квартире, очередной шажок к свободе! Но каков мальчик! Как его там — Витя, Слава? Вычислил, где лежит, выбрал момент и… И главное, не уличить его, гаденыша, не ужучить. Я скажу — брал, он скажет — не брал… Можно, конечно, попросить Гусикова как-нибудь наехать на засранца. А тот кого попросит наехать на меня? Хватит, играли в такие игры, через это и очутились в гнусной плебейской коммуналке, через это и хлебаем честную бедность, хотя могли бы…

Впрочем, может, и не он взял? В последний раз Люсьен открывал бюро назад примерно неделю. А за это времечко кто тут только не перебывал. В основном, конечно, проверенные товарищи, старые боевые кони-кобылы — но кому теперь вообще можно верить? А может, Светка или там Катька ключики подобрали и в его отсутствие… Эх!

В «Монолит» ехать теперь было бессмысленно, в Орфей тем более — там до восьми делать нечего. А кушать захочется намного раньше. По идее, можно было бы заскочить к мамаше с ее Николашей, но при последней встрече как-то так оно… поднасралось само собой, что теперь не то что денег в долг, а вместо тарелки супчика будет сплошное ХПЖ — холодком по жопе. Короче — ситуация, мда-с…

Люсьен рассеянно запихивал в ящик бюро высыпавшиеся оттуда случайные бумажки. Визитные карточки непонятно кого, какие-то квитанции, билеты. Сколько набралось всякого хламу. Надо бы почистить, выкинуть лишнее — но только на свежую голову, не в таких расстроенных чувствах, как сейчас.

I

Таня бухнула сумки на бетонный пол и нажала кнопку лифта. Никакой реакции. Она нажала еще раз, посильнее. Без толку. Опять лифт сломался. Опять переться с тяжеленными сумками на пятый. И отпыхиваться на каждом этаже. А ведь так хотелось донести такое редкое нынче хорошее настроение до дверей дома!..