Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц Страница 23

Программное обеспечение анализа фотографий предоставляло разнообразные возможности для увеличения глаз, повышения четкости отражений от этих остекленевших поверхностей. Некоторые методики могли использоваться одновременно. Если увеличение приводило к потере четкости, компьютер сам вносил надлежащие поправки, восстанавливая плотность и резкость изображения.

Тем не менее и вечером в воскресенье, когда в самом начале восьмого в «люкс» прибыл сотрудник Уилсона Мотта, Райан не смог отыскать что-то важное в переплетениях света и тени на этих оптических отражениях.

Ранее, аккурат перед тем, как покинуть парк, он позвонил Мотту и попросил найти ему надежного и не задающего лишних вопросов специалиста по забору крови. Получил ответ, что лучше всего с этой работой справится Джордж Зейн, который, правда, еще не вернулся в Лос-Анджелес из Лас-Вегаса. До того как поступить на работу к Мотту, он был армейским медиком, оказывал первую помощь солдатам и офицерам на полях сражений Ирака.

Теперь Райан вытянулся на кровати в спальне, с подложенным под руку полотенцем, тогда как Зейн забрал из вены сорок миллилитров крови и разливал ее по восьми пробиркам по пять миллилитров в каждую.

– Я хочу, чтобы кровь проверили на все возможные яды, – попросил Райан.

– Да, сэр.

– Не только на те, которые могут вызывать гипертрофию сердца.

– Мы нашли соответствующую лабораторию прямо здесь, в Денвере, и двое гематологов будут работать всю ночь. Не стану говорить вам, сколько они за это получат.

– Их вознаграждение меня не волнует, – заверил его Райан.

В этом и заключалось одно из преимуществ действительно богатых людей: если у тебя есть человек, который знает, как и что нужно сделать, такой как Уилсон Мотт, любое твое желание будет выполнено, причем в назначенное тобой время. И каким бы эксцентричным оно ни было, ни у кого не изогнется бровь и все будут относиться к тебе с максимальным уважением, во всяком случае, перед тобой.

– Я хочу, чтобы кровь проверили и на лекарственные препараты. В том числе… нет, прежде всего, на галлюциногены и на препараты, побочным эффектом которых могут быть галлюцинации.

– Да, сэр, – Зейн закончил с четвертой пробиркой. – Мистер Мотт мне все это говорил.

Со шрамами на чисто выбритой голове, с фиолетово-черными глазами, с ноздрями, которые раздувались еще шире, словно запах крови возбуждал его, Зейн мог нагнать страху. Вместо этого его присутствие Райана успокаивало.

– Иглой вы владеете мастерски, Джордж.

– Благодарю вас, сэр.

– Укола я даже не почувствовал. И вы знаете, как вести себя у кровати больного.

– Армейская выучка, сэр.

– Я не знал, что этому учат в армии.

– Этому учит поле боя. Страдания, которые вы там видите. Поневоле становишься мягким и отзывчивым.

– Я никогда не служил в армии.

– В армии или нет, мы на войне каждый день. Еще две пробирки, сэр.

– Вы, вероятно, думаете, что я параноик, – вырвалось у Райана, когда Зейн заткнул пробкой полную пробирку и начал наполнять следующую.

– Нет, сэр. В мире есть зло, все так. И признавая его присутствие, вы – реалист, а не параноик.

– Сама идея, что кто-то пытается отравить меня или пичкает препаратами…

– Вы не будете первым. Враг не всегда смотрит через прицел винтовки или бомбометателя. Иногда он очень близко. Иногда он выглядит как мы, то есть становится практически невидимым, и тогда это самый опасный враг.

* * *

Райан также попросил Уилсона Мотта раздобыть рецепт на снотворное и прислать лекарство с Зейном. Ему требовался сильный препарат, не только прогоняющий бессонницу, из-за которой он едва не попытался оседлать акулу, но дающий возможность спать крепко, без сновидений.

После того как Зейн отбыл с его кровью, Райан заказал в номер обед, достаточно плотный, чтобы вогнать его в сон без коктейля барбитуратов.

После обеда ознакомился с инструкцией снотворного и принял две капсулы вместо рекомендованной одной, запив их стаканом молока.

Улегшись в кровать, воспользовался пультом дистанционного управления, чтобы, словно серфер, прокатиться по каналам кабельного телевидения. Наконец, на канале «Классическое кино», нашел фильм о женщинах в тюрьме, настолько занудный, что мог бы обойтись без снотворного.

Райан заснул.

* * *

Сначала он ощущал только темноту, потом смятую простыню, мерные внутренние звуки: биение сердца и бег крови, черной, как безлунное озеро или крылья ворона. Темнота по-прежнему окружала его, темнота и больше ничего, только она и ничего кроме…

А потом появился мерцающий сон, очерченный темнотой прямоугольник.

Мужчина и женщина разговаривали, голос мужчины он узнал, звучала музыка, слышалась стрельба.

Сон мерцал, потому что Райан то открывал, то закрывал глаза, а находился он в прямоугольнике, потому что видел не сон и не фильм о женщинах в тюрьме, но фильм, который для этого часа счел классическим канал «Классическое кино».

Электронные часы на прикроватном столике показывали 2:36. Он проспал четыре часа, может быть, пять.

Он хотел спать и дальше, ему требовалось спать и дальше, он поискал рукой пульт дистанционного управления, нащупал, погасил прямоугольник цветных образов, заглушил стрельбу, заглушил музыку, женщину, Уильяма Холдена.

Когда пульт выскользнул из его расслабившейся руки, когда он проваливался в глубины забвения, до него вдруг дошло, что это тот самый фильм, который показывали по телевизору, когда он пришел в себя в четверг утром, после ужасного приступа, случившегося в среду вечером, того самого приступа, который погнал его к своему врачу, Форри Стаффорду.

Проснувшись в четверг утром на полу собственной спальни, свернувшимся в позу зародыша, с закрытыми глазами, с пересохшим ртом, он понял, что этот фильм (названия он не знал) с Уильямом Холденом несет ему специальное послание, и послание это необходимо расшифровать, поскольку в нем таится предупреждение о будущем.

Но мысль эта ускользнула, едва он полностью пришел в себя и вспомнил и сам приступ, и острую боль в груди, едва не отправившую его в мир иной.

А теперь, по прошествии почти четырех суток, вернулось ощущение, что посмотреть фильм для него жизненно важно, и Райан подумал, что должен побороть силу, которая утягивала его в сон, включить телевизор, найти фильм и попытаться понять, какой знак свыше посылается ему в эпизодах этого фильма.

Плотный обед, сильное снотворное, усталость, да еще и трусость объединились против него и затянули туманом сна еще остающиеся островки бодрствования в сознании Райана.

* * *

Он спал более десяти часов и проснулся в понедельник утром с головной болью, какая бывает у пьяницы после трехдневного запоя.