Виртуоз - Александр Проханов Страница 23

— Продолжим печальный рассказ о нашей детской дружбе с Виктором Викторовичем Долголетовым, которому я столь многим обязан. — Рем печально улыбнулся, словно прощал другу давнишние прегрешения, о которых упоминал без мстительности, а лишь желая увековечить важные для истории подробности. — В десятом классе с моим другом что-то случилось. Он был неузнаваем. Прогуливал занятия. Не ночевал дома. Связался с какими-то новыми друзьями, которые водили его по дискотекам, ресторанам, злачным местам. Должно быть, у него появились женщины, потому что лицо его исхудало, осунулось, под глазами легли черные тени. Мы почти не общались, ему казалось, что я слишком инфантилен. Нам в школе предстояла контрольная работа по математике, очень важная для будущего аттестата. Виктор запустил все занятия, ничего не смыслил в алгебраических уравнениях. Во время контрольной работы взмолился, чтобы я помог решить ему задачу. Времени было в обрез, но я отложил свою задачу и решил его вариант, передал черновик с ответом. Мне не хватило времени, и моя работа оказалась незавершенной. Я получил три с минусом. Он же был настолько рассеян и не подготовлен, что, списывая мою шпаргалку, умудрился напутать. За что и получил двойку. Он обвинил меня, что я будто бы нарочно подсунул ему фальшивку, как и в случае с холостыми патронами. После этого наша дружба повисла на волоске…

— Ваша дружба зиждилась на взаимном влечении и антагонизме, — Натанзон поднес к глазам крохотный диктофон, на котором пульсировали хрупкие электронные цифры. — Я изучал ваши гороскопы, и в них есть очень сильные полюса притяжения и отталкивания. Вы обречены на дружбу и войну, сотрудничество и противостояние. Я думаю, что Илларион Васильевич, создавая оригинальную, небывалую в России «двуглавую» систему власти, очень внимательно изучал ваши с Виктором Викторовичем гороскопы. — Натанзон высказал это предположение так, словно не он по просьбе Виртуоза составлял эти два гороскопа. Талантливый журналист и непревзойденный мастер «черного пиара», Натанзон часто использовал астрологические познания, дабы изъясняться с суеверными читателями на «языке звезд». Это ему принадлежали «черные гороскопы» Ромула, напечатанные в оппозиционных газетах накануне второго переизбрания, в которых звезды сулили избраннику напасти и беды, а избравшей его стране — голод, войну и мор. Эти астрологические пророчества Натанзон выполнил по заданию лондонского изгнанника, ненавидящего Президента Долголетова. Виртуоз знал об этой тайной операции, но счел за благо ее не заметить.

— Что ж, поручим звездам сплетать и распутывать нити наших с Долголетовым отношений, — философски заметил Рем. — Но вот еще один эпизод, на котором наша юношеская дружба оборвалась. Я увлекся девушкой по имени Лена. Она была красива, романтична, светилась обаянием, наивной доверчивостью и возвышенными порывами. Она увлекалась Серебряным веком, знала живопись «Мира искусств». Мы ходили в Русский музей, где искусствоведом работала ее мама. Она отводила нас с Леной в запасник, показывала холсты Филонова и Малевича, феерического Лентулова и магического Кандинского. Мы много гуляли с Леной, и она рассказывала мне удивительные истории о старых петербургских особняках и дворцах. Я целовал ее у сфинксов на набережной, и Нева, черно-блестящая, несла на себе огненные отражения. Виктор подсмеивался над моим увлечением, которое казалось ему старомодным и платоническим. Он изображал из себя опытного любовника, искушенного ловеласа, но иногда присоединялся к нам во время прогулок. Сидел с нами в кафе, остроумно шутил, и Лене нравились его едкие шуточки. Случилось так, что я заболел и неделю лежал в постели с ужасным жаром и бредом. Мне мерещились чудовища в какой-то красной раскаленной пещере. Мерещилась Лена в ужасающем растерзанном виде. Мерещился Виктор в отталкивающих отвратительных позах. Когда бред отступил и жар начал спадать, внезапно зазвонил телефон, и я услышал несчастный, рыдающий голос Лены: «Приезжай!.. Спаси меня!..» Очень слабый, шатаясь, я подхватил такси и нашел ее в какой-то запущенной, ужасной квартире на Фонтанке. Она лежала на жутком скомканном покрывале, вся растерзанная, с синяками от засосов на груди и шее. На столе валялись опрокинутые рюмки, недопитая бутылка. «Что с тобой?» Она рассказала, что встретила на улице Виктора. Они гуляли, забрели в кафе. Пили легкое вино. Видимо, он подсыпал в ее бокал какое-то снадобье, потому что она почувствовала ужасную сонливость. Полусонную, он привез ее в квартиру к приятелю, снова угощал вином. И снова что-то подсыпал, так что бедняжка потеряла сознание. Очнулась в этой мерзкой постели, голая, в укусах и засосах. Я отвез ее домой, и больше мы не встречались. Я слышал, что она уехала во Францию, окончила Сорбонну, преподает там и редко наведывается в Петербург. Так и не вышла замуж. После этого мы порвали с Виктором, и лишь спустя много лет нас снова соединила судьба.

— Роковые отношения, — Натанзон выключил диктофон, понимая, что сеанс общения завершился. — Верю, что книга «Негасимая Лампада» будет исполнена пронзительной искренности. Мы выпустим ее к тому дню, когда будет провозглашен Духовный Лидер Русского Мира, о котором говорил Илларион Васильевич. Благодарю за исповедь. — Он встал и, пятясь, с легкой театральностью, проследовал к дверям. Покинул кабинет, оставляя Виртуоза наедине с Президентом.

Рем гибко поднялся, покинул ампирный диван и перешел к рабочему столу, на котором стоял плоский компьютер. Он был соединен с множеством удаленных компьютеров, размещенных в ситуационной комнате. День и ночь эти компьютеры собирали информацию о мировых событиях в режиме реального времени. Работавшие за ними аналитики складывали из этих бесчисленных фрагментов общую картину мира, которая, как облако, постоянно меняла свой образ. Отражала со всей возможной полнотой исчезающе малый отрезок длящейся бесконечно истории. Рем включил компьютер, поиграл клавишами. Отыскал сообщение об ангитеррористической операции в Дагестане. Были видны стреляющие бэтээры, перебегающий в шлемах спецназ, выстрел гранатомета, от которого рухнула стена одноэтажного дома.

— Мне дали понять, что эти точечные вспышки насилия инициируются нашим Духовным Лидером. Виктор, таким образом, дает мне понять, что только он один может контролировать ситуацию на Кавказе. И в случае, если я не стану соблюдать наши с ним договоренности, он может вновь запалить Кавказ.

— Такое возможно, но маловероятно, — ответил Виртуоз, рассматривая картину боя, раненого в носилках, вспышки выстрелов из дымящего дома. — Не следует поддаваться мнительности. Она — не лучший советчик.

Рем ударил по клавише. Появилось печальное, с выпуклыми губами и оленьими глазами лицо Ходорковского, который читал какую-то книгу, устало откинувшись в кресле. Он все еще находился в заключении, но уже не в общем бараке, а в отдельном, комфортно обставленном помещении, с хорошей мебелью, телевизором, библиотекой. Такое улучшение условий произошло сразу же после избрания нового Президента. Рем лично распорядился перевести Ходорковского из общего барака, что породило слухи о скором освобождении именитого узника.

— Пожалуй, я освободил бы его. — Рем рассматривал узника, который перевернул страницу книги и стал растирать затекшую ногу, не зная, что за ним наблюдают в Кремле. — Это резко ослабит нашего достопочтимого Виктора. Поставит рядом с ним другого Духовного Лидера, не мнимого, а истинного, снискавшего свою репутацию мученичеством. Но это опасно, не правда ли? Мы выпустим на свободу будущего Президента.