Обретая Розу - Кеннет Дж. Харви Страница 23

— Как ваши дела?

— Нормально.

— Эта история, про которую пишут в газетах, наверное, здорово портит вам кровь?

Анна чувствует, как два пальца продвигаются в нее. Она откидывается назад и вытягивает шею, словно пытаясь избавиться от неприятного ощущения.

— Прошу прощения. Немного болезненно, да?

— Да.

Анне стоит больших усилий произнести это слово. Ее пальцы впились в черную виниловую обшивку подлокотников.

— Еще одну секунду. — Он издает едва слышный звук, как будто проталкивает что-то.

— О-о-о! — Анна дергается, с трудом сдерживаясь, чтобы не отодвигаться от края кресла.

— Прошу прощения. Еще немного потерпите.

Опять боль и давление. У Анны вырывается стон:

— Перестаньте! Прошу вас!

— Все в порядке.

Опять давление.

— Что вы делаете?

Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Он смотрит на свои руки, которые сейчас находятся у нее между ног. Теплой рукой он проводит вдоль лобка и кладет ее на живот, как будто успокаивая пациентку, а в это время смазанная гелем рука продвигается чуть выше.

— Потерпите. Потерпите. Уже почти все.

Следует сильный толчок, и Анна вскидывает руки, сжатые в кулаки. Она кричит:

— А-а-а!

— Почти дошел. Надо чуть-чуть глубже.

Анна пытается сжать ноги, но мешают подставки.

Врач снимает руку с живота и упирает ее Анне в бедро.

— Не шевелитесь, пожалуйста, — говорит он.

Следующий толчок настолько силен, что боль доходит до позвоночника. Анне кажется, она вот-вот потеряет сознание.

— Все, — произносит врач, не двигаясь с места. — Ну как? Лучше?

Анна закрывает глаза и качает головой.

— Уже извлекаю. — И он медленно и аккуратно вынимает руку. — Подождите, — говорит он чуть погодя. Он берет бутылочку геля и брызгает капельку ей между ног. — Тут что-то есть.

Со звуком, от которого ей становится не по себе, его рука снова погружается глубже. Слезы наворачиваются ей на глаза, волосы на висках становятся мокрыми от пота.

Доктор прочищает горло и медленно убирает руку.

— Все в порядке, — говорит он.

Вытирая слезы, Анна смотрит ему в спину. Гинеколог снимает перчатки и кидает их в ведро. Потом он садится за стол и начинает заполнять ее карту.

Боже, как жестоко, думает Анна, чувствуя, что схватки начинаются снова. Она убирает ноги с подставок и садится на край кресла. Она дотягивается до своей одежды и торопливо натягивает на себя трусы и брюки. Ей кажется, существует правило, согласно которому при осмотре должна всегда присутствовать медсестра, но она не знает, относится ли это только к семейным докторам или и к гинекологам тоже. Глядя, как врач что-то пишет в карту, она вспоминает о Кевине. Интересно, они знакомы? Наверняка. Ведь они коллеги, работают в одной и той же больнице. Может, они даже друзья? Этот осмотр был очень болезненным. Неужели он пытался погубить ребенка по просьбе Кевина? У нее снова схватка, и она сгибается чуть не пополам от боли.

Одевшись, Анна садится в кресло рядом со столом врача.

— Что ж, — говорит врач. Закончив писать, он кладет ручку.

Анна смотрит на карту, раздумывая, что он мог там написать, но слова неразборчивы. Написано много. Врач закрывает папку.

— Мои анализы крови готовы?

— Да. Все в порядке. Вам не стоило волноваться.

Он открывает папку и отодвигает верхний листок. Перелистывает еще один.

— Результат теста на ВИЧ — отрицательный. — Он берет другой листок. — Токсикология. Ничего не обнаружено. — Еще один листок. — И тут ничего. Все чисто. — Он складывает листочки и закрывает папку. Приветливо улыбается ей. — Поосторожнее с иглами в будущем.

— Хорошо.

— Приходите на прием через неделю. Или раньше, если хотите.

Он встает, идет к двери, открывает ее и ждет, вынуждая ее встать. Поднявшись, она осознает, что не может смотреть ему в глаза. Он касается его плеча, когда она проходит мимо.

«Или раньше, если хотите» — эти слова звучат у Анны в голове, когда она выходит в приемную, где сидит несколько женщин. Они провожают ее глазами.

Приближаясь к дому, она замечает белый фургон, припаркованный у двери. На боку у него нарисована эмблема и девиз телевизионной компании.

Анна едет дальше. У подъезда стоит какая-то женщина и наблюдает за улицей. Анна направляется в студию, чувствуя, что спазмы от схваток только усиливаются. Она вспоминает лицо врача во время осмотра, и у нее возникает подозрение, что он пытался спровоцировать у нее выкидыш. Кому можно пожаловаться на такое обращение с пациенткой?

Подъехав к студии, она издали осматривает пространство перед дверью. Вроде бы все чисто. Она припарковывает машину и идет мимо цветочного магазина к двери студии, перебирая связку ключей. Найдя наконец нужный, она вставляет его в замок.

— Привет, Анна, — произносит мужской голос рядом с ней.

Анна поворачивается и видит мистера Оливера, вышедшего на улицу в рубашке с коротким рукавом. Он держит одну руку за спиной.

— Привет, — отвечает она и вежливо улыбается.

— Как дела? — спрашивает он. Изо рта у него идет пар.

— Да так, ничего.

— Это вам. — Он вынимает из-за спины руку. В ней зажата красная роза. — В последнее время вас что-то не видно.

Анна улыбается и делает шаг ему навстречу, чтобы взять подарок.

— Спасибо. Вы очень добры.

— Не стоит благодарности. — Он кивает, его щеки горят от мороза. — У вас все хорошо?

— Да.

— Не поддавайтесь этому ублюдку! Вот и все, что я хотел сказать!

Анна улыбается и хмыкает:

— Ни за что!

Он кивает и сжимает руку в кулак:

— Стойте твердо!

— Постараюсь.

— Вот и хорошо.

Мистер Оливер снова кивает, словно в подтверждение договора, и поворачивается к двери магазина.

Анна рассматривает розу и снова поворачивается к двери студии. Повернув ключ, она заходит внутрь и запирает за собой дверь.

На втором этаже она меняет завядшую розу на новую и оглядывает студию. Ее охватывает чувство покоя, все, что волновало и тревожило, отступает на второй план. Ощущение благополучия непонятным образом придает ей силы. Она устраивает смотр своих работ. Некоторые уже закончены, другие на разных стадиях завершенности. Все свое детство и юность она боролась за право быть художницей, хотя сверстники довольно часто отворачивались от нее, считали неудачницей. Ей пришлось пережить и самодовольное глумление критиков, когда они в своем невежестве разносили ее работы в пух и прах, отказывая в таланте. Она всегда оставалась верна своей мечте. Хотя приходилось сражаться не только с внешними силами, но и внутренним голосом, мучившим ее бесконечными вопросами.