Лето с чужими - Таити Ямада Страница 23

– И сделали из тебя мумию.

– Думаю, не по своей воле. Контакты с миром иным требуют этого. Скорее всего, родители даже не догадываются о моем истощении. Им, как и мне, ничего не видно. Точно. Так и есть. Иначе бы они начали беспокоиться.

– Какой ты добренький.

Но это была не похвала. В словах Кей сквозила усмешка.

– Мягко стелешь.

– Что?

– Я серьезно думаю о нашей совместной жизни и дальше, поэтому хочется начистоту.

– Умрешь, и не будет у тебя ничего дальше.

– Ну не обращаться же мне, в самом деле, в полицию.

– Можешь обратиться в храм или к священнику.

– Я не хочу откупаться от родителей.

– В какие дебри тебя несет? Отцы и дети – это совсем другое.

– Не виделся с двенадцати лет. Отсюда вся нежность.

– Подожди только день. Я посоветуюсь.

– С кем?

– С кем-нибудь. Хотя бы и в церкви. Ладно? Я быстро.

– Понятно.

– Что?

– Если я расскажу отцу и матери, они все поймут.

– Тебе так только кажется. Или рискнешь жизнью?

– Все будет в порядке. Я вернусь. Около десяти-одиннадцати.

Кей встала.

– Побудь здесь до четырех.

– Не хочу.

– Тогда хотя бы до полчетвертого.

Я обрадовался замыслу Кей.

– Непременно дождись! До полчетвертого!

Кей ринулась к двери.

– Непременно, непременно будь здесь.

Открылась и закрылась тяжелая дверь.

Для Кей мои родители – лишь ненавистные мстительные духи. Как жаль, что она о них так думает. Тем более – кто о них позаботится, если не я.

Я подошел к окну. Кей вот-вот должна выйти из дома. Может, еще дожидается лифта. Или двери только что открылись на седьмом этаже. Вот она зашла в кабину, двери закрылись. Спускается. Она вылетела из холла быстрее, чем я предполагал. Побежала по тротуару в чем была – в белой ночнушке с длинными рукавами и в сандалиях. В моих глазах отпечаталась тонкая линия ее плеча.

Неужели этот взгляд станет последним? Я медленно направился к двери.

– И вчера пришел, и сегодня. Ну как тут не радоваться? – встретил меня с улыбкой на лице отец. Обнажив торс, он вытирал с себя на кухне пот.

– Куда это годится? Брать пример с отца – бросать работу… – Мать разбирала в шкафу вещи.

– Купил пол-арбуза. Целый – много. – Я поставил пакет с арбузом на пол в кухне.

– Живо его в холодильник.

– Он уже охлажденный, – разуваясь, сказал я. – Их продают из холодильника.

– Тогда сразу и поедим. – Мать встала и пошла на кухню.

– Тогда сразу и нужно есть, – тут же за ней повторил отец, продевая руку в рукав халата. И направляясь в комнату: – Арбуз – это хорошо!

– Жарко. Глядишь, вся шея сплошь покроется потницей. – Мать мыла руки.

– Эй, ты чего там делаешь? Снимай рубашку, снимай! – закричал мне отец.

Я подошел к нему:

– Может, сегодня где-нибудь поужинаем?

– Где-нибудь – это где? – переспросила мать.

– Мы вместе ни разу не ходили поесть сукияки1.

– В те годы это, конечно, было того… – Отец регулировал угол поворота вентилятора.

– Ничего, если я сегодня вас угощу?

– Ужинать не дома? – В голосе матери почувствовалось напряжение. Я уже собрался было отменить приглашение:

– Что, здесь лучше?

– Ничего подобного, – возразил отец.

– Так ведь… – выпрямилась мать на кухне.

Мы уже выходили на улицу играть в кэтч-бол, и я посчитал, что родителям ничего не стоит прогуляться до ресторана сукияки [18]где-нибудь в районе ворот Каминаримон. [19]Однако для них это было равносильно преодолению какого-нибудь горного хребта.

– Ну и ладно. Просто я подумал…

Если уж и прощаться, только не в этой квартире. Мне казалось, что это проще сделать, например, за столом в ресторане сукияки, где много посетителей и официанток. Но усугублять страдания родителей при этом не хотелось.

– Сейчас вообще-то не сезон для сукияки. Что мы, здесь не найдем, чего поесть?

– И то правда. Так и сделаем. Я раньше думал, как хорошо всей семье собраться за одним столом, поставить варить кастрюльку…

– Нет прохлады – нету и кастрюльки.

– Ничего страшного. Извините, если я наговорил лишнего.

– Куда ты встаешь? А кто арбуз будет резать?

Отец заворчал на мать. Как гром средь ясного неба. И я понял, насколько хрупок наш общий с ними мир.

Нет, сегодня я не смогу это сказать. Иначе я их сражу наповал.

– Почему-то опять сюда потянуло.

– Ну и хорошо. Приезжай, когда захочешь.

– Ага.

– Сыграем? В карты?

– После арбуза.

Даже сейчас казалось: скажи я им о разлуке – перевоплотятся в монстров и нападут на меня со зверской силой. И если для меня здесь был только страх, для отца и матери это означало беду: ведь перевоплотились бы они отнюдь не по своему желанию.

Мы ели арбуз, играли в карты.

Мать очень шустро сбрасывала все, что было у нее на руках, и раз за разом легко выигрывала.

Пробило четыре часа, затем пять.

В какой-то момент я хотел прервать игру, но не смог – так весело они развлекались. В комнату прокрались вечерние сумерки.

И вдруг мне стало очень страшно. Если и говорить, то до наступления темноты. Стемнеет, и я тогда уж точно ни на что не решусь. Но вернуться сегодня, ничего не сказав, я тоже не могу.

– Пора включить свет. Который там час? – поднялся отец.

– Седьмой, – ответила мать. Зажглась лампа. Догорала за окном заря.

– Мне нужно сходить в магазин.

– Нашла когда ходить. Хватит того, что вчера купила.

– Так я все сготовила на обед. Осталось только натто. [20]