Корни зла - Сара Рейн Страница 24

Но это слово — этот рейхстаг — было чем-то большим и более значимым, чем это. Оно каким-то образом казалось связанным с обрывками старых телевизионных новостей. С чем-то, что случилось еще до моего рождения...

Алиса лишь сказала:

— Рейхстаг в Германии был чем-то вроде английского парламента. — Но в ее голосе все еще слышался какой-то надрыв. — Еще среди гостей в тот вечер был молодой мужчина с темными волосами и золотисто-карими глазами. — Ее голос снова стал мягким, поэтому можно было расслабиться. — На нем был белый галстук и фрак — в те дни все мужчины так одевались. Думаю, что могу найти фотографию, чтоб показать тебе этот костюм. Он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. Я думала, что он, наверное, принц, ну или герцог как минимум.

Алиса замолчала, и было понятно, что ее ни о чем нельзя спрашивать в этот момент. Я понял, что это был тот молодой человек, о котором рассказывала мама: молодой человек, которому не позволили жениться на Алисе. Интересно, обнимались ли они крепко, рыдали ли, как люди в фильмах? Клялись ли друг другу в том, что однажды найдут выход, чтобы им быть вместе? Но, наверное, они не давали подобных клятв, ведь Алиса жила одна.

Алиса продолжила:

— Лакей взял у него пальто, и он уже собирался войти в бальный зал вместе с друзьями. Но затем он вдруг повернулся и посмотрел на лестницу. Мисс Нина спускалась вниз, и сначала я подумала, что он смотрит на нее.

— Но он ведь смотрел не на нее? Он смотрел на тебя?

Слегка хитрая улыбка незаметно появилась на ее губах.

— Да, он смотрел на меня.

Это было невозможно объяснить — даже этому тонко чувствующему ребенку, который стал ей таким родным, — что она чувствовала в тот момент, невозможно описать возбуждение, и радость, и триумф, потому что неизвестный молодой мужчина даже не обратил внимания на богатую и прекрасную Нину. Он смотрел прямо на маленькую девушку из прислуги, на скучно причесанного и скучно одетого маленького воробья, который тихо и скромно стоял в тени. Алиса была скромной в те дни, так как ее заставляли быть такой.

Но молодой человек с золотисто-карими глазами, как то топазное ожерелье, которое мисс Нина кинула Алисе («Мне оно больше не нравится, можешь взять его себе, Алиса»), казалось, даже не заметил Нину.

Алиса закрыла глаза, ее мысли вернулись в ту восхитительную ночь...

— Он был известным музыкантом, этот молодой мужчина, хотя я никогда о нем не слышала. Его прочили в мужья мисс Нине — этого я также не знала, — но позже я узнала, что именно в ту ночь собирались объявить об их помолвке. В то время люди в высшем свете делали именно так. После ужина отец мисс Нины сделал бы объявление, и все бы зааплодировали, и прислуга принесла бы шампанское для гостей, чтобы они выпили за счастливое будущее молодых.

Но ничего не произошло, потому что юноша с золотисто-карими глазами покинул бал через десять минут после приезда: он проигнорировал предостережения своей будущей невесты и ее родителей и вступил в комнату прислуги как дерзкий и надменный пират.

Он наглел Алису, которая, к счастью, была одна, и пригласил ее на ужин в одно из небольших кафе в центре Вены. Да, он имел в виду сегодня, вообще-то он имел в виду сейчас. Он не мог больше оставаться в доме — он и так уже слишком долго притворялся. Он не считал нужным и дальше соблюдать формальности, особенно после того, как увидел Алису.

Никогда в своей жизни Алиса не встречала никого похожего на него. И она пошла с ним, даже не спросив разрешения, просто надев свое теплое шерстяное пальто и выйдя из дома через маленькую калитку в саду.

Они пришли в ресторан около собора Святого Стефана, под названием «Три гусара». Алисе он показался огромным и заполненным хорошо одетыми дамами и джентльменами. Она понятия не имела, что ела, так как очень скоро мужчина привел ее в высокий старый дом в свою комнату. Дом находился в старинной части города, которая казалась зловещей и где улицы почти пели о своем темном прошлом. На этих улицах могло случиться все что угодно...

Что угодно могло случиться...

Он играл для нее музыку на гладком черном фортепьяно, которое стояло возле окна. Хотя Алиса не знала эту музыку и не знала, кто ее написал, ей казалось, что, пока он играл, вся комната была наполнена дрожью. Вдруг совершенно неожиданно он встал и подошел туда, где сидела Алиса, — к бархатному дивану. И он стал целовать ее с такой безудержной страстью и с таким желанием, что было невозможно сопротивляться ему.

Алиса не сопротивлялась. Она знала, как знали все хорошие девушки, что нельзя позволять молодым мужчинам целовать себя подобным образом и что также нельзя позволять им дергать с нетерпением застежки твоего платья так, чтобы потом они могли запустить в вырез свои руки. Некоторое время назад брат мисс Нины два или три раза зажимал ее в углу между столовой и комнатой прислуги и зачем-то начал расстегивать воротничок ее платья. А однажды он впихнул ее в комнату для белья и прижимался к ней всем телом. Он сказал, что было смешно и претенциозно для служанки-потаскушки притворяться девственницей. Алиса смутилась, почувствовав твердую мужскую выпуклость у своих бедер. Она оттолкнула его и поспешно убежала в свою часть дома, обдумывая, что если бы это случилось, какие были бы ощущения. Но было лучше остаться хорошей девушкой и сохранить девственность для возможного мужа.

Но никто ей никогда не говорил, что мужские прикосновения могут быть такими нежными, и такими невинными, и такими возбуждающими, что вызывают головокружение; и никто не говорил ей, что чувствуешь, когда лежишь на мягкой широкой кровати, когда с улицы доносятся звуки ночного города, и ощущаешь, как в тебе растет и растет возбуждение. Возбуждение, которое уносит далеко, и ты уже не в силах оттолкнуть его и думаешь, что если он не продолжит — ты умрешь...

И хотя она знала, ну что-то знала о том, что происходит в первую брачную ночь, она не знала, что это лишает тебя всякого сопротивления или что эти ощущения столь сильны, глубоки и сладки, что хочется плакать от истинного счастья...

— Прости меня, — сказал он, наконец поднимая голову с подушки. Он не был австрийцем, Алиса не знала тогда, какой он был национальности. Но он хорошо говорил по-английски. — Мой бедный маленький английский воробушек, — шептал он, — я и не подумал, что могу быть у тебя первым.

— Я рада. Я рада, что ты был первым.

Алиса хотела сказать: «Ты будешь и последним», — но не посмела.

— Сейчас ты должна вернуться домой. Я отведу тебя. Но скоро мы снова сможем быть вместе, если ты этого хочешь.

— Да-да. Я очень этого хочу.

— Очень хорошо. А сейчас нам пора. Тебе нужно будет обойти дом со стороны проезжей части и войти в сад через калитку. Ты сможешь так сделать? Ты не против?

Алиса не сказала, что с готовностью прошла бы через самые темные пещеры ада и обратно, пролезла бы в дом через сточную трубу или дымоход, если бы он попросил ее об этом. Она просто ответила: