Кросс - Джеймс Паттерсон Страница 25

— Ни сейчас, ни когда-либо еще, — сказала она. И покачала головой из стороны в сторону, словно повторяя свое нет.

— Вы не обязаны нам ничего говорить, — сказал я. — И мы сюда приехали вовсе не для того, чтобы получить от вас информацию, которую вы не хотите нам дать.

— Принимая все это во внимание, — продолжал Сэмпсон, — мы сделали некоторые предположения, над которыми сейчас работаем. Первое: напавший на вас не принадлежит к числу ваших знакомых. И второе — он каким-то образом запугал вас, чтобы заставить молчать и не давать нам описания его внешности. Лайза, вы можете сказать, это правильные предположения или нет?

Она сидела неподвижно. Я попытался хоть что-то определить по ее лицу и движениям тела, но все было бесполезно. Она не реагировала на вопросы Сэмпсона. Я решил использовать другой подход.

— Может, вы что-то вспомнили после того, как беседовали с детективами перед нашим приездом? Может быть, хотите что-то добавить?

— Даже маленькая деталь могла бы помочь расследованию, — поддержал меня Сэмпсон. — И поймать этого насильника.

— Я не хочу никакого расследования, — выпалила она. — Разве я не имею права выбора?

— Боюсь, что нет, — сказал Сэмпсон самым мягким тоном, какой я когда-либо от него слышал.

— Почему? — Вырвавшийся вопрос был отчаянной мольбой.

Я старался поаккуратнее подобрать слова:

— Мы убеждены в том, что случившееся с вами — не единичный инцидент, Лайза. Были другие женщины…

Вот тут она и разрыдалась. Она выплескивала наружу все, что скопилось в душе. Потом наклонилась вперед, сложившись вдвое и зажимая рот руками.

— Извините меня, — со стоном произнесла она. — Не могу я… Простите меня! Простите!

В комнату влетела мисс Гудз. Видимо, подслушивала за дверью. Опустилась на колени перед Лайзой, обняла подругу, успокаивающе шепча ей что-то на ухо.

— Извините, — снова повторила Лайза.

— Не стоит извиняться, милая. Не за что тут извиняться. Ты поплачь, поплачь, легче станет… — бормотала Нэнси Гудз.

Сэмпсон положил на столик свою визитную карточку.

— Мы сами найдем выход, — сказал он.

Мисс Гудз ответила, не поворачивая головы:

— Просто уходите. И пожалуйста, не приходите больше. Оставьте ее в покое.

Мясник шел на дело: еще одно убийство, гонорар — шестизначная цифра. Он старался не думать о Джоне Маджоне и о той боли, которую хотел ему причинить. Сейчас он следил за пожилым, хорошо одетым мужчиной и молоденькой девчонкой, повисшей у него на руке. «Птичка» — так их когда-то называли здесь, в Лондоне.

Ему лет шестьдесят, ей — не больше двадцати пяти. Интересная парочка. Привлекает внимание — это может стать для него проблемой.

Мясник видел, как они остановились перед роскошным отелем «Клариджис», ожидая, когда подъедет личная машина этого мужчины. И она подъехала, так же, как вчера вечером и сегодня около десяти утра.

Никаких серьезных ошибок со стороны этой парочки. Пока что. Зацепиться пока не за что.

Шофер был также и телохранителем, имел оружие и свои обязанности исполнял справно.

Но он явно мешал девице. Вчера она пыталась, но безуспешно, заставить своего кавалера избавиться от водителя, когда они отправились на какое-то официальное мероприятие в галерее «Саатчи».

Ладно, посмотрим, как пойдут дела сегодня. Мясник пристроился недалеко от сверкающего черного «Мерседеса-СЕ65». «Мерс» гонял быстро — все-таки больше шестисот лошадиных сил, — только проку от этого на запруженных транспортом лондонских улицах было мало.

Салливан злился: опять приходится работать. Хотя заказ он получил через солидного человека в Бостоне. Этому парню он доверял, по крайней мере настолько, насколько можно доверять вообще. Кроме того, ему была нужна эта шестизначная сумма.

Возможность наконец представилась возле станции метро «Ковент-Гарден». Девушка выскочила из машины на светофоре, старик тоже вылез.

Салливан тут же подъехал к тротуару. Машину он просто бросил. Все равно она арендованная. Прием был классический — большинство людей не додумаются до такого, а ему было совершенно наплевать на то, что он оставил машину прямо посреди Лондона.

Он знал, что шофер-телохранитель подобного ни за что не сделает — с «мерседесом» за двести тысяч долларов так не поступают, — так что у него было в распоряжении несколько минут, прежде чем этот парень их догонит.

Улицы вокруг были забиты пешеходами, но он видел эту парочку — они смеялись, видимо, радуясь, что ловко сбежали от телохранителя. Он проследовал за ними по Джеймс-стрит. Они продолжали смеяться и разговаривать, не обращая никакого внимания на окружающих.

Ошибка, серьезная ошибка.

Впереди показался рынок со стеклянной крышей. Там стояла толпа, собравшаяся вокруг уличных актеров, которые изображали белые мраморные статуи, и двигались только тогда, когда кто-нибудь бросал им монету.

И вдруг он оказался совсем рядом с ними и выстрелил из «беретты» с глушителем — два раза, прямо в сердце.

Девушка рухнула так, словно у нее из-под ног выдернули ковер.

Он не имел представления, кто она такая, и кто хотел, чтобы она умерла, и почему он этого хотел, и ему это было совершенно безразлично.

— Сердечный приступ! Человеку плохо! — крикнул он, потом повернулся и исчез в сгущающейся толпе. Прошел по Нил-стрит мимо пабов в викторианском стиле и обнаружил свою машину там, где ее бросил. Какой приятный сюрприз!

Безопаснее было остаться на ночь в Лондоне, но у него уже был билет на утренний самолет в Вашингтон.

Легкие деньги — впрочем, как и всегда, или почти всегда, до того прокола в Венеции. И с этим ему еще предстояло разобраться по полной программе.

Мы с Джоном встретились вечером после того, как от меня ушел последний пациент, в спортивном зале «Рокси Джим». Решили побоксировать. Моя практика постепенно расширялась, и теперешняя работа приносила мне большое удовлетворение и даже удовольствие — впервые за много лет.

Довольно странное ощущение нормальной жизни сначала удивляло меня, а потом я стал к нему привыкать.

— Прижми локти к корпусу, — говорил мне Сэмпсон, — пока я тебе башку не снес.

Я прижал локти к телу. Но это не очень помогло.

Этот здоровенный детина тут же выдал отличный прямой справа, от чего меня сразу повело. Я ушел в сторону и ответил ему крюком в открывшийся бок, но этот выпад, кажется, больше навредил моей руке, чем ему.

Но мои мысли были далеко от боксерского ринга. И минут через двадцать я поднял обе руки в перчатках, чувствуя боль в плечах.