Живыми не брать! - Татьяна Вагнер Страница 25

– Не, дядечка, это вряд ли, чтобы Демид сумел память отобрать…

– Но он же старец! – удивилась уже я.

– Демид Северинович из рода почтенного, влиятельного, сам человек зажиточный, за это его почитают как старца. Но если с другого бока посмотреть, то даже я могу отправить его кружить по лесу, а он, как вернется, скажет «леший кружил» и даже матери жаловаться не станет. Такую же ерунду, вроде разум замутить или пыль в глаза пускать, в Слободке, считай, каждый второй умеет… – Думаю, насчет каждого второго Фрол изрядно преувеличивает, но на всякий случай уточняю:

– Фрол, а ты мог бы память отобрать?

– Я не пробовал еще, мне матушка такое делать строго воспретила.

– Но если, как вы называете, память отобрать – значит, вернуть ее тоже можно?

– Наверное. Только для чего?

– Сейчас объясню. – Дан попил воды и поправил тряпки на шее. – Если нашего Веню двинули чем-то по голове и убили и Лёшку тоже хотели убить – значит, они видели что-то очень важное. Но это важное кто-то пытается скрыть…

– Что у нас скрытничать, когда всем про все известно. Известно, шаман Меркит детей крал в Слободке – крадет, за тем своих черных духов на праздник и прислал…

– Зачем ему ваши дети? – не понял Дан.

– Как зачем? Говорят, он потом у старцев за возврат каждой души кости просит.

– Какие еще кости?

– Да вот такие точно! – Фрол уверенно указал на череп. – Кости с нави.

– Навь – это типа тюремного кладбища, – уточнила я. – Здесь раньше была каторга или что-то типа тюрьмы, большая стройка, на которой работали заключенные. От них осталось громадное кладбище, я тебе потом его покажу…

– Странно. Зачем шаману какие-то старые кости?

– Может, он из них удобрения делает? – предположил Никита.

– Да ясно же – для его черного колдовства! – уверил Фрол.

– Нет, про кости и колдовство – одна болтовня. – Дан иронично вскинул бровь, опустил руку в мой мешок, извлек оттуда картонную коробочку. – Вот что ему на самом деле нужно!

В коробочке были патроны.

– Лихо! – рассмеялся Фрол, разглядывая мою находку так и эдак. – Допреж таких не видел, слободским ими и заряжать нечего.

Фрол не видел, а я видела и хорошо запомнила – очень похожий Настасья Васильевна вытащила из тушки зайчика, которого я подстрелила рядом с навью.

– Только ничего не изменится, хоть бы что тетенька в дупле нашла. Один пес, на что шаман Меркит детей меняет, – продолжал Фрол. – Его-то память духи отобрать могут, и черный морок навести им проще простого. Нюта на тех духов в сарае наткнулась и руки-лапы-ноги в окрошку косой порубала. Вот и весь сказ.

– Да, так все и было, – подтвердила я, не отрываясь от своего занятия. Чтобы не терять время, я выловила в кармане куртки волчью лапу, позаимствовала у Фрола охотничий нож и один за другим отпилила волчьи когти. Потом развязала узлы на кожаном шнуре и начала прилаживать новые обереги по бокам от медвежьего когтя. Дан немного понаблюдал за моей возней, потом устало улыбнулся, кашлянул:

– Аня, ты что, тоже попила волшебной огненной водички и поверила в ерунду – про духов, говорящих зверей и шаманов?

Я смутилась. «Нет, конечно, нет! – хотелось закричать мне. – Я хочу убраться отсюда в нормальный – для меня – мир, и поскорее… Но – есть вещи, которые я никак не могу объяснить, и они не дают мне покоя». Незаметно для себя я перешла на шепот:

– Знаешь, Дан, обереги и правда помогают. Когда я дралась с этими мерзкими черными духами, медведь пришел и защитил меня.

– Как?

– Когда было совсем худо, из мрака вырос медведь и заслонил меня от волка. То есть… Как тебе объяснить? Там был не совсем настоящий медведь, а огромная черная медвежья тень! – Я бережно повесила свои обереги на шею, а мои слушатели притихли.

Солнце свалилось за горизонт, воздух в сенях стал фиолетовым, как пролитые чернила или страшная ядовитая кровь многоногого скользкого морского чудовища. Мы испуганно вздрогнули, когда дверь в сени отворилась и на пороге появился кокон из золотистого света. Настасья Васильевна вошла в сени, высоко подняв фонарь, и укоризненно посмотрела на нас:

– Никита? Вот ты где, Никита, рассиживаешь? Мне, стало быть, масла до рассвета ждать? Ты, Фрол, конечно, тоже здесь. Хоть бы подумал, как мать изводится! – Она тяжело вздохнула.

– Феодосию Ильичу уже лучше, – пробормотала я в надежде выгородить Фрола.

– Знаю. Иначе лекарство не послала бы, – отрезала Настасья Васильевна и склонилась над Данилом, сменила ему примочку на горле, напоила резко пахнущим отваром и уложила на подушки. – Лучше тебе лечь и дремать тут в прохладе и покое, а не разговоры разговаривать. Беда, если раны на горле откроются, не выходим тебя. А вы идите ужинать. Поздно, спать давно пора.

Я заметила, что в Слободке принято есть из общего блюда, а в Скиту, у Настасьи Васильевны, заведено иначе. Каждому из нас она выдала отдельную мисочку, деревянную ложку, кружку и даже полотенце, как только пригласила под свой кров, и объяснила свою щедрость вполне практически: мало ли каких хворей нацепляли в дороге путники? Моя миска напоминает цветом шоколад, сладкий до боли в зубах, которым торгуют контрабандисты. Повезет ли мне съесть еще кусочек любимого лакомства?

Я механически зачерпываю из миски какое-то горячее варево и глотаю, не разбирая вкуса, и думаю, думаю. Оба – Данила и Фрол – по-своему правы.

Шаман Меркит вполне мог воровать слободских детишек и брать за них выкуп патронами, а не костями. Патроны – откуда старцы их берут? Не могут же патроны на самом деле посыпаться с неба, как полились с небес дождевые струи – по взмаху руки слепого Феодосия.

С другой стороны, на что Черный шаман меняет детей, действительно не важно. Важно, как он их ворует – прямиком из Слободки. Засылает в поселение своих подручных, и никто их не замечает, никто не останавливает. Получается, шаман Меркит более коварный и многоопытный чародей, чем старцы?

Но сегодня я уже три раза слышала, что кто-то открыл черным духам шамана дорогу в Слободку. Если перевести с местного сказочного наречия на простой и понятный язык, это значит, что у шамана есть в Слободке помощник.

Кто этот человек?

Жирный и угрюмый Демид просто-таки напрашивался на роль подельника шамана. Взять хотя бы его травмированную руку. Интересно – когда и где он успел ее «ожечь»? Демид был цел и невредим, когда привел к сараю слепого Феодосия, потом стоял, не мараясь черной работой, пока дождь не залил пожар. Еще я вспомнила, как столкнулась с ним у сараев: в руках у него был детский валенок! Жалко, что валенки все одинаковые с виду, к тому же мое доказательство наверняка сгорело в праздничном костре. Поделиться с Феодосием своими предположениями, ссылаясь на такие сомнительные факты, я не рискну. Оставался один, последний, но зато самый надежный способ узнать правду о том, что происходит в Слободке, – расспросить самого шамана Меркита!