Дочерь Божья - Льюис Пэрдью Страница 25

— Музыка у тебя в голове?

— Да, у меня в голове.

— В России таких стараются запирать, чтобы они ненароком себе чего-нибудь не сделали, — подмигнула Талия. — А таких голосов не слышишь — ну, знаешь, марсианских, или ЦРУшных, или типа тех, что велят тебе кого-нибудь убить?

Напряжение спало, и обе женщины рассмеялись.

— Ну и как звучит мой Вермеер? — с любопытством спросила Талия.

— Как симфонический оркестр мирового класса, — ответила Зоя, еще раз мельком взглянув на картину, — со второсортными струнными.

— Второсортными?

— Да, — сказала Зоя и сжала губы, подыскивая нужные слова. — Струнные здесь едва слышны, — наконец произнесла она. — Вот, посмотри сюда, — показала она на картину. — Какая глубина света. Все будто покрыто световой глазурью, как это обычно у Вермеера. Хороший свет и глубокие реалистичные тени здесь безусловно удались.

— Это у нас удачная оркестровая партия?

— Точно, — сказала Зоя. — Но взгляни на лица. — Она указала на лик Христа, потом на толпу, стоящую на берегу. — Они все — как чурбаны. Ни души, ни чувства. На этих лицах отсутствует выражение. И вот, взгляни на лодку на берегу — все плоское и непропорциональное. А Вермеер был крайне щепетилен в точности ракурсов и пропорций.

Талия пригляделась.

— Да. — Она отошла на шаг и посмотрела на Зою. — Все верно. Я этого никогда не замечала. — Она обреченно вздохнула.

— Тебя наверняка смутили сияние красок и великолепная игра света и тени, которая ему удается, — сказала Зоя. — Наверняка ты про себя думала, что если это настолько хорошо, то нечего сомневаться и в остальном.

— Впечатляет, — сказала Талия. — Действительно впечатляет. Но как твоя голова определяет, когда играть музыку, а когда издавать шум? Откуда ей известно, что на этой подделке исполняется какофония, а на этом гениальном шедевре — политональность Бартока?

Зоя расхохоталась:

— Вообще-то даже подлинный Джексон Поллок звучит так, будто Барток дурно играет гаммы.

Талия рассмеялась вслед за ней. Отсмеявшись, Зоя объяснила:

— Все то же программное обеспечение. В каждой приличной галерее или музее есть подвал или склад, где хранят выявленные подделки, чтобы ученые могли посмотреть на признанные фальшивки. Даже самые опытные коллекционеры иногда ошибаются. Чтобы сохранить реноме, подделки не выставляют на публику, но и не уничтожают, чтобы эксперты могли учиться на чужих ошибках. Самые позорные заведения не держат такого в подвалах. Они продолжают выставлять подделки, отказываясь признавать свою неправоту, поскольку очень боятся своих инвесторов или директоров. — Она задумалась на секунду. — Короче, я в общей сложности потратила пару лет своей жизни, шатаясь по запасникам и подвалам, сравнивая фальшивки и оригиналы.

Талия кивнула, с любовью глядя на своего «Вермеера». После долгой паузы она взглянула Зое в глаза и спросила:

— Так ли уж важно?

— Что «так ли уж важно»? — удивилась Зоя такому повороту разговора.

— Если картина приносит радость… если даже не каждый эксперт может определить… так ли уж важно для ее владельца или посетителей музея, кто на самом деле ее автор? — Талия снова перевела взгляд на полотно. — Я любила эту картину, еще когда была совсем маленькой девочкой. — Она посмотрела на Зою, и ее глаза наполнились слезами, которые она тут же смахнула.

— Конечно важно, — ответила Зоя, пытаясь сдержать чувства. — Любить поддельные картины — это как… любить неверного мужчину… или ненастоящего бога. Это неправильно. Это… это — зло.

Талия понимающе улыбнулась:

— Даже если ты этого не знаешь? И никогда не узнаешь?

— Ты хочешь сказать, что лучше жить в неведении? — Зоя негодовала.

— Возможно, — ответила Талия, — возможно.

— Я так не могу. Просто не могу. Я верю, что… — Зоя проглотила жестокие слова, готовые сорваться с языка. Они были правдой, но не несли Талии ничего, кроме лишней боли.

— Я знаю… — Талия дотронулась до Зоиного плеча кончиками пальцев. — Знаю, во что и как сильно ты веришь. Я и не говорю, что неведение — лучший вариант, но только те, кто не ведает, чаще всего счастливее других — со своим Богом и со своими друзьями. — Талия снова взглянула на «Вермеера», потом обратно на Зою. — И со своим искусством. — Она глубоко вздохнула. — Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, почему папа всегда отказывался продавать эту картину. — Она опять с сожалением вздохнула. — Теперь мне будет проще с ней расстаться. — Она бросила прощальный взгляд на картину и поставила ее за другой.

Талия решительно повернулась спиной — как Зоя уже знала, этот жест означает, что решение окончательно. После паузы Талия произнесла:

— Ладно. Так что, эти «песенки с приветом» у тебя в голове да теплые воспоминания о признанных фальшивках делают тебя чемпионом среди экспертов по искусству?

Восхитившись, как быстро Талии удалось справиться с чувствами, Зоя ответила:

— Ну, не совсем. Лучший способ отшлифовать мастерство эксперта — познакомиться с хорошим фальсификатором, чтобы он научил тебя секретам своего мастерства. Лучше всего — видеть самой, как создается подделка, чтобы потом с первого взгляда понимать, на что следует смотреть.

— Непростая задача.

— Задача непростая, но выполнимая, — ответила Зоя.

Брови Талии поползли вверх.

— Ты что, знала такого мошенника?

— Ага, — кивнула Зоя. — В библейском смысле слова.

— О-о, подруга… — Лицо Талии просветлело. — Давай-ка сделаем перерыв. Я должна это услышать.

Одноэтажный мотель втиснулся на узкий шмат земли между латаным асфальтом Тихоокеанского шоссе и буерачистой набережной, уступами спускавшейся к пляжу. В сгущавшемся сумраке смутно мигала табличка «СВОБОДНО», тщетно стараясь завлечь постояльцев, которые обычно ездили по трассе № 5 в шести милях дальше в глубь материка, а останавливаться предпочитали в мотелях поновее, что липли к развязкам.

Портье, который час назад зарегистрировал Риджуэя, Страттона и всех остальных, теперь бесстрастно разглядывал сквозь пуленепробиваемое стекло проезжавшие машины, чьи фары бурили временные дыры в ткани тьмы. Если здесь по ночам всегда так оживленно, ему предстоит заселить разве что заблудшего автомобилиста, выбравшего не тот съезд с федеральной автострады и заехавшего слишком далеко на запад, да, быть может, морпеха с базы Кемп-Пендлтон неподалеку — с подружкой или чьей-нибудь женой. На что ему было глубоко наплевать. В конце концов, сдать он мог всего четыре комнаты.

Мотель был одним из тех заведений, от которых местные жители ждут, что они вот-вот закроются либо сползут в океан. Владельцы и портье сменяли друг друга постоянно, и ни один не задержался настолько, чтобы лично познакомиться с кем-то из местных. И уж точно никто не догадывался, что это здание с 1963 года имеет лишь одного хозяина — Агентство национальной безопасности США.