Хамелеон - Ричард Хайнс Страница 26

Тони сунул руку в ящик своего стола.

— Джонни, я тут чуть было не забыл!.. — Он достал конверт и протянул его боссу. — Пока вы были на обеде, приходил Роберт. Он оставил это для вас.

Филлипс открыл конверт и пробежал взглядом записку, написанную от руки.

Джон!

Я сегодня встретился с Эрнстом Джонстоном. Он заверил меня в том, что лично уладит вопрос с БТК, и сказал, что мы должны обо всем молчать, чтобы дать ему время переговорить с советом директоров и со своим клиентом. Все будет хорошо.

Всего наилучшего,

Роберт

Джон сложил записку, убрал ее в конверт и сунул его во внутренний карман пиджака. Он был тронут тем, что его друг постарался как можно быстрее сообщить ему обнадеживающую информацию. Но тут Филлипс взглянул на экран монитора и сообразил, что в помощи не было особой необходимости. Что бы теперь ни произошло, это никак не повлияет на его будущее в банке. Делец встал и не спеша приблизился к окнам, занимавшим всю стену. После того как рухнули небоскребы Всемирного торгового центра, вид кардинально изменился. Сейчас его взору было открыто все пространство Нижнего Манхэттена до самого Центрального парка.

Как и все жители Нью-Йорка, Джон был вынужден напряженно трудиться в тяжелые дни после одиннадцатого сентября. Оглядываясь назад, он с некоторым смущением вспоминал, как ему удалось обратить кризис на пользу банку и себе лично. Дело было не в том, что трагедия оставила его безучастным. Напротив, у него до сих пор щемило сердце, когда он проходил мимо места, где стояли башни-близнецы, вспоминая о шоке и хаосе первых месяцев после атаки террористов. Однако Джон обитал в конкурентной среде и давно уже привык всесторонне анализировать случившееся. Он рано усвоил одну простую истину. Если ты рассчитываешь подняться на самый верх, то должен уметь видеть дальше газетных заголовков и быть готовым воспользоваться следующей, непредвиденной волной экономического процветания.

Джон не сомневался в том, что американская экономика сможет оправиться от резкого спада, последовавшего за террористическими атаками, и собирался получить максимальную прибыль. Он оценил ситуацию и построил относительно «короткую» позицию тридцатилетних государственных облигаций, продав все те фьючерсы, которые ему не принадлежали. Филлипс рассудил, что они упадут в цене, а когда это произойдет, он скупит их обратно, гораздо дешевле, чем продавал. Через несколько дней облигации действительно начали падать, что позволило Джону получить ожидаемую неплохую прибыль. Он снова максимально эффективно использовал возможность, предоставленную кризисом, однако сейчас это не вызывало у него чувства гордости.

Та же самая уверенность, граничащая с нахальством, которая в прошлом вознесла его к успеху, сейчас оказалась губительной. Общепризнанно, что ничто и никто не может быть больше чем рынок. Джон запоздало осознал, что, завладев аукционом облигаций, он переступил черту, о чем его и предостерегал Болдуин. Он убедил себя в том, что будет диктовать рынку свои условия, в итоге падение было предопределено.

Уэст-Сайд, Манхэттен

Джонстон разыскал Бориса Пожарнова довольно быстро. Он обнаружил его в Нью-Йорке, в частном проекционном зале, расположенном в Уэст-Сайде. Бывший сотрудник КГБ растянулся в мягком плюшевом кресле, из его рта торчала огромная кубинская сигара. Дым серо-голубыми спиралями кружился в одиноком потоке мерцающего света, рассекающем темное помещение. Где-то сзади жужжал кинопроектор, но господствовали здесь томные стоны. Пожарнов отрешенно смотрел на экран, на котором мужчина и женщина, или два мужчины, или две женщины, определить точно было трудно, совокуплялись в самых различных позах.

Пожарнов даже не пытался скрыть свое безразличие, выпустил струйку дыма, увеличивая и без того большое облако над головой, обернулся и спросил в темноту:

— Что скажете?

Джонстон подался вперед.

— Очень… возбуждает.

— Грязь, — проворчал Пожарнов, и где-то сзади тихо рассмеялся невидимый мужчина. — Но грязь хорошо продается, так? По крайней мере, на Украине.

Он повернулся к Джонстону и сосредоточил на нем взгляд, говоривший совсем о другом.

— Банк выступает гарантом всех ваших убытков.

Пожарнов снова перевел взгляд на экран.

— Надеюсь. Мы вложили тридцать пять миллионов долларов, и я хочу получить их назад немедленно.

— Возникла одна проблема. Не хотелось бы заострять на ней ваше внимание, но это грязные деньги. — Джонстон запнулся. — Конечно, наш банк их взял, но вот если вернуть их обратно, то кое-кто обратит на это внимание и сложности возникнут на разных уровнях. Однако…

— Вы хотите сказать, что расследование поставит наши деньги под угрозу? — прервал его Пожарнов.

— Возможно, поставит, — запинаясь, пробормотал Джонстон. — Боюсь, что если дело получит огласку, то опасность будет исходить как от Комиссии по ценным бумагам, так и со стороны банка. Банк пока не знает о переводе этой суммы, поэтому убытки по сделке создают серьезные осложнения. Британская торговая компания будет подвергнута самому пристальному изучению со стороны совета директоров. К несчастью, она не выдержит подобного внимания, и тогда мы можем оказаться в очень затруднительном положении.

Пожарнов откликнулся незамедлительно, даже не пытаясь скрыть свою ярость.

— Как вы посмели так поступить с моими деньгами? — заорал он, хватая Джонстона за грудки.

Тот в ужасе отпрянул назад. Пожарнов его отпустил, но чья-то рука скользнула по плечу Эрнста, и он подпрыгнул от неожиданности. Какой-то совершенно невидимый человек скрывался в темноте.

— В таком случае все нужно остановить, — ледяным тоном продолжал Пожарнов. — Мы не можем допустить подобного пристального расследования. Необходимо убрать все препятствия, которые могут помешать нам получить свои деньги. Это ваша обязанность.

Его решительность не вызывала сомнений.

Джонстону пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем он смог ответить.

Наконец Эрнст пересилил себя и осмелился заговорить:

— Есть еще одна сторона дела. Наши убытки превысили те тридцать пять миллионов долларов, которые мы положили на маржинальный счет в банк. От нас хотят получить дополнительно еще четыре миллиона девятьсот тысяч долларов в течение ближайших двадцати четырех часов.

Пожарнов уставился на него, не в силах поверить своим ушам. Его гнев был буквально осязаемым.

— Об этом не может быть и речи! — воскликнул он.

Его глаза, выпученные от ярости, казалось, были готовы вот-вот лопнуть.

— Это просто недопустимо!

Невидимый мужчина подался вперед и спросил негромко, но отчетливо, с протяжным американским акцентом:

— Может, нам удастся представить перевод как что-то другое?