Лето с чужими - Таити Ямада Страница 26

Они же ничего не поели. Ни-ско-ле-чко.

Затем навалилась усталость. Такая сильная, что хотелось положить голову на стол. Я оперся о стол локтями и закрыл руками лицо.

– Они что, в туалет пошли? Поймут, куда? – раздался голос официантки.

– Они ушли.

Я опустил руки, но лица не поднимал. Судя по всему, выглядел я ужасно. Не хотелось ее пугать.

– Ушли? Вдвоем?

Наверняка понимает – что-то произошло. И это правильно: к еде почти не притронулись.

– Принесите счет.

– Что, можно?

– Да.

– Извините, совсем не заметила, как они ушли. Подождите, пожалуйста, минутку. Газ уже можно выключить?

– Да.

– Что же случилось? Вы так весело выпивали.

Я не собирался скрывать свою горечь. Выключив газ, официантка ушла за счетом.

Плакать времени не было. Мне хотелось хоть что-то оставить на память о них. Палочки! Словно пробираясь сквозь пелену усталости, я дотянулся до них, вытащил из кармана брюк платок и, собрав всю силу в кулак, бережно завернул.

– Извините, что заставила вас ждать. Вот ваш счет.

Пришлось приложить усилия, чтобы взглянуть на счет, достать кошелек и заплатить деньги.

– Вам плохо? – чуть ли не с натянутой вежливостью поинтересовалась она. Наверное, лицо мое увидела.

– Вот, – протянул я деньги.

Официантка направилась к кассе. Я медленно встал.

Сделав четыре-пять шагов по проходу, оглянулся. Наш стол выглядел уныло, как опустевшая скорлупа. «Постой, заберу-ка я печенье», – подумал я, но возвращаться сил уже не было.

Я вышел в коридор, дождался официантку, оставил ей, как просил отец, тысячеиеновую купюру и мелочь.

– Клиент с двадцать третьего стола уходит.

Думал, в ящике у входа останется обувь родителей, но она пропала. Старец, будто бы в курсе дела, выставил только мои ботинки и гулко выпалил: «Приходите еще». Разумеется, знать он не мог ничего.

Из мрака доносился легкий аромат духов.

Он скрывал едва различимый запах тела, будто некий камуфляж. Но обычная маскировка – для отвлечения внимания, а этот запах служил маячком при поиске.

Проснувшись, я с восторгом ощутил, как меня окутывают сладкий аромат и тепло женского тела.

Я приоткрыл глаза и увидел белую кожу. Как будто она обволакивала меня всего.

– Ну как? – спросил женский голос. Точно – Кей.

– Ага, – ответил я.

– Усталость хоть немного прошла?

Который час? Кажется, я проспал очень долго.

Я добрался домой на такси, в холле подбежала Кей и подхватила меня. Но я попытался ее оттолкнуть. Хотел идти сам. Думал, нужно ей все объяснить, но сил сказать хоть что-то не было. Еще бы, стыдно – расстаться с родителями и вернуться к женщине. Хотелось отстраниться от земного.

Кей вряд ли меня поймет. В глазах ее затаилась обида отвергнутой женщины. Она окружала меня на расстоянии и вошла следом в лифт. Про одного человека сказать «окружала на расстоянии» странно, но мне казалось: упади я сейчас, и она в любой момент меня поддержит. Я осознавал, что должен был быть ей за это благодарен, но эмоции как бы всасывались в меня.

Даже в коридоре седьмого этажа, когда ноги подкосились совершенно, я стряхнул ее руку. Хотя делать этого не стоило. Почему же я такой бессердечный? Кей здесь не виновата. Однако даже когда я рухнул на колени, не в силах вставить ключ в замочную скважину, от ее помощи я отказался.

Сейчас я лежал на кровати.

Как до нее добрался – не помню. Не могу даже сообразить, сам открыл дверь или нет. Только припоминаю, что до последнего отвергал помощь Кей. Но сейчас это оставалось лишь в памяти: я лежал в объятиях Кей и был этому рад.

– А теперь? – опять спросила она.

– Ага.

– Устал?

«Да. Или нет? Вроде прошло. Усталости нет. Вот это да, усталость прошла!» – хотел было сказать я, но вместо этого начал целовать белую кожу, будто меня в нее втягивало. Скользя губами по ее телу, я уже совсем было собрался нетерпеливо дотронуться до широкого куска ткани, прикрывающего грудь Кей, когда услышал краткое:

– Нет.

– Я ведь говорил тебе: большая рана или маленькая – я свое решение не поменяю.

– Извини. Я не хотела…

Тело Кей содрогнулось. Прикрывая грудь, она легла на живот. Плечи ее напряглись.

Ладно. Только почему ты мне не веришь? Я коснулся ладонью ее белого плеча и сказал:

– Ладно.

Успокойся и расслабься. Я гладил и целовал ее белую кожу. Спину прикрывал гладкий лоскут, обычно прятавший грудь, но на повторное безрассудство я не решился.

Лаская ее, я медленно стянул перекрученное покрывало. Открылась белая попка восхитительной красоты. Я гладил ее, целовал… Я забыл обо всем на свете.

Позже она, задыхаясь, спросила:

– Ну как? Все кончено?

– Да. Их… уже… нет.

Отец и мать исчезли. Но печали в моих отрывистых словах не было.

* * *

В четвертом часу мы вышли из дома пообедать.

Стояла нестерпимая жара. Шагая по окутанному выхлопными газами тротуару, я по привычке старался не дышать. Однако настроение было прекрасным.

Чего нельзя сказать о Кей: по пути в знакомый ресторанчик недалеко от дома она спросила:

– Почему у тебя нет машины?

Ее голос звучал жалобно и устало.

– Отдал сыну. Вот закончу сценарий – на машину класса «аккорд» [23]хватит.

– Купим? – словно бы клянчила Кей.

– Купим. И жилье бы поменять.

– Где не шумно.

– И просторней.

– И почему-то по ночам остаемся только мы вдвоем. В испанском ресторане, куда мы пришли, до полшестого подавали только кофе.

– Если вас устроят пирожные… – с улыбкой сказала хозяйка.

Выходить из прохлады на улицу не было ни малейшего желания. Решили обойтись кофе с тортом.

Других посетителей – всего одна парочка. Мы сели подальше от них. Выжженная безжалостным солнцем дорога из окна казалась иным миром. Музыка не играла, поэтому было очень тихо. И лишь кошка медленно бродила из одного угла помещения в другой.

Всего этого родителям больше не увидеть. Во мне наконец взыграла горечь.

– Этого надолго не хватит, – хихикнула Кей.