Снежная смерть - Брижит Обер Страница 26

Я понимаю, что речь идет обо мне, и, пока меня еще не накормили молодым сыром, хватаюсь за блокнот: «Вы знаете Моро?»

— Ах! Вы к тому же и не говорите! Ну, впрочем, учитывая, что чаще всего мы говорим глупости…

Я снова трясу листочком.

— Ах, да, бедняга Моро! — лаконично отвечает он.

— Кажется, он умер полгода назад? — спрашивает Иветт.

— Скоро семь месяцев. Он ушел со стадом в сторону Эгюий. Через неделю овцы вернулись обратно с собаками. Без Моро.

— Ну, а вы сообщили в полицию?

— Какая полиция? Я не спускался. Я искал две недели. Я знаю горы получше жандармов.

— И…?

— Он упал в расселину. Умер на месте, бедный старик. Его наполовину обглодали волки.

— Волки! — восклицает Иветт.

— Ну да, тут недавно появились волки, пришли из Италии. Эти мерзавцы у меня десяток овец сожрали. Когда я спустился, я сообщил и полиции, и его племяннице, этой шлюшке.

— Господин Клари!

— Что, «господин Клари»? Шлюшка — она шлюшка и есть. Пусть даже и славная шлюшка, как эта малышка, упокой Господь ее душу.

Думаю, что он крестится, а я тем временем пишу, как могу быстро:

«Мой дядя, Фернан Андриоли, был ее крестным».

— Вы племянница Фернана? Еще не хватало! Ну, он и прохвост! Мы вместе славно погуляли, когда были помоложе. Теперь этот Фернан настоящий господин. Да вы и вправду похожи!

«Соня получила какое-то наследство?»

— Ага! Я принес ей от старика фетровую шляпу и резную палку из оливкового дерева.

Это движимое имущество вряд ли может считаться достаточным поводом для убийства. После обмена любезностями Клари откланивается: его ждут другие клиенты. С ним уходит целая жизнь — выжженные солнцем альпийские луга, серые камни, катящиеся по плотному снегу. О, воспоминания о прогулках по горам, о ледяных горных речках, о дрожании воздуха, наполненного пением цикад!

Иветт складывает покупки. Я переезжаю в гостиную, устраиваюсь перед большим окном. Это мой любимый уголок, мне кажется, что отсюда я вижу, что происходит, что здесь я ближе к свету. Как угнетает вечный мрак! Как будто находишься в комнате с вечно закрытыми ставнями. Там пахнет затхлостью, болезнью. Я делаю несколько глубоких вдохов.

— Ку-ку! Они дали мне кассету! «Счастливчик Люк. Быстрее собственной тени»!

Магали сует что-то мне под нос, чуть не раздавив его.

— Потише, юная барышня! — говорит Шнабель, отодвигая ее. — Она перевозбуждена, — объясняет он мне.

— Макдо! — кричит Магали. — Много, много!

— Хм, пришлось остановиться в Макдональдсе, малышка умирала с голоду.

— Картошка! Три порции для генерала!

— Вы скрыли от нас повышение, Шнабель! — усмехается Лорье.

Шнабель бормочет что-то неразборчивое.

— Она ничего не будет есть за обедом, — сетует Франсина. — Где Ян?

— Ему захотелось побыть в тишине, он пошел скатиться разок с горы, — отвечает Лорье уже без смеха. — Не очень-то мы продвинулись, — объясняет он мне. — Иветт вам объяснила?

Я поднимаю руку.

— Я послал двух своих людей в лыжную школу, чтобы они взяли списки всех служащих и их фотографии, — продолжает он. — Но не думаю, что это нас куда-то выведет.

Блокнот: «Где можно раздобыть форму инструктора?»

— Ну… Думаю, что ее можно сделать и самостоятельно. Достаточно вышить синим «Лыжная школа Кастена» на спине красного комбинезона и приклеить эмблему на рукав.

Я плохо представляю себе, чтобы Вор мог сам сделать такое. Он что, пошел к вышивальщице? Надо бы выяснить. Пишу свой вопрос.

— Вы правы, это надо проверить. Кроме того, я забыл вам рассказать об отчете, касающемся этой Эннекен. Она из Антрево. Ей двадцать девять лет. Урожденная Гастальди. Из очень хорошей семьи банкиров. В девяностом — девяносто втором годах была замужем за неким Эннекеном, каковой Эннекен в конце девяносто второго года умер от передозировки. Он и Марион пили и постоянно кололись. В девяносто третьем ее уволили с должности кассирши. Со всех дел она перестала оплачивать квартиру, и через шесть месяцев ее выселили. После этого она исчезла из города, и ее следы теряются.

И через шесть лет ее находят мертвой в Антрево.

Блокнот: «Что говорят ее родители?»

— Они умерли. Гастальди-отец — от болезни Альцгеймера в прошлом году. Что касается госпожи Гастальди, она умерла в девяносто седьмом, так и не повидавшись с дочерью. Соседи говорят, что при Эннекене в семье постоянно были ссоры.

«Профессия Эннекена?»

— Компьютерщик. Женился на Марион, будучи безработным. К этому моменту он уже прошел два курса детоксикации. Они познакомились, когда оба проходили лечение метадоном.

Сегодняшняя романтика. Вместо санаториев наших пра-пра-дедушек.

Лорье уходит, а за ним следуют Шнабель, благодарящий Иветт за чашечку кофе, и кудахчущая Магали, которую приходится задержать в комнате. Исход сил правопорядка. Пришло время беспорядочных мыслей. «В голове моей полный бардак, ничего не поймешь, всюду мрак». Мелькает мысль о том, что эта композиция, пропетая с помощью синтезатора голоса, могла бы занять ведущее место в хит-параде, я снова впадаю в мрачную меланхолию, преследующую меня с самого утра.

Умерли две молодые женщины. Какой-то человек пытался убить меня. Кто? За что? Или за кого? Может быть, Вором кто-то управляет? Лорье следовало бы навести справки о неуравновешенных людях, недавно выпущенных из психбольниц.

Марион Гастальди. Соня Овар. Кто были родители Сони? Явно не богатые банкиры. Я записываю вопрос в блокноте. Надо еще спросить у Лорье, кому достанутся деньги Гастальди, если Марион умерла.

— К столу! — кричит Франсина прямо над моим правым ухом, от чего я подпрыгиваю до потолка.

И, не дожидаясь моего ответа, она катит меня к длинному столу, который, надо полагать, ломится от яств. Пансионеры входят толпой, как обычно, очень шумно. Я оказываюсь рядом с Мартиной.

Я шарю по столу, чтобы найти свою тарелку, наполненную копченостями и отварной картошкой, а в это время Мартина шепчет молитву. Внезапно я почему-то чувствую себя страшной грешницей. И ужасно пугаюсь, когда она вдруг предлагает:

— Как насчет того, чтобы в воскресенье пойти к мессе? У нового кюре такие ободряющие проповеди.

Гоп-ля, я притворяюсь глухонемой, поглощенной жратвой. Она не настаивает. Щелканье челюстей, довольное бормотанье.

— Где наша милая Жюстина? — спрашивает Франсина.

— Смотри-ка, она действительно не спустилась, — замечает Мартина.

— И Леонар тоже! — говорит Юго. — Пойду поищу их.