Дикое правосудие - Хилари Боннер Страница 27

Филлипсы по-прежнему отказывались давать интервью. Их краткое заявление в день суда над Джимбо О’Доннеллом подвело черту под их общением с прессой.

Мало чем можно было оправдать тот факт, что шеф отдела криминальной хроники будет лично собирать материал в Девоне. И Джо не знала, радоваться ей или огорчаться. Если есть хотя бы малейший шанс спасти ее брак, который трещал по швам, тогда чем больше времени она проводит дома, тем лучше. Командировки не способствовали укреплению ее семейных уз, особенно после тех анонимных звонков, которые, к счастью, вроде больше не повторялись.

Джоанна переживала один из периодов жизни, когда отношения рвутся легко и просто. Ей нравилось работать в ежедневной газете и со знанием дела освещать криминальные события. Работа нелегкая, но это ее работа. И Джо с воодушевлением отдавалась ей. В глубине души она считала, что одержала настоящую маленькую победу, став первой женщиной-журналисткой, вторгшейся в сферу Скотланд-Ярда, и заслуженно гордилась собой. Но ее уже тошнило от всей той чепухи, что творилась в редакции. Каждый раз, когда ей на глаза попадался Фрэнк Мэннерс, ей искренне хотелось чем-нибудь запустить в него.

В «Комет» о тех проклятых звонках она никому не рассказывала. И, хорошенько подумав, не стала о них рассказывать и своим знакомым в полиции, хотя сначала сама же предложила мужу. Джо совсем не хотелось давать людям повод позлорадствовать. Чтобы кто-нибудь, особенно Мэннерс, узнал о ее серьезных семейных проблемах. И еще больше ей не хотелось, чтобы Мэннерс подумал, что именно ему удалось создать эти проблемы. Она не сомневалась, что на свете нет ничего, что порадовало бы этого мерзавца сильнее.

Джоанна с головой ушла в текущую работу, поставив себе целью выяснить все, что возможно, о семье О’Доннелл. Конечно, она и раньше встречала Большого Сэма, главу клана О’Доннелл. Как, впрочем, и любой более-менее опытный журналист криминальной хроники. Как и Крейзы до него, Сэм считал себя как минимум звездой, любил водить дружбу с представителями шоу-бизнеса и гордился хорошими отношениями с прессой. Ему очень нравилось появляться на страницах газет.

За каждую публикацию, где упоминалось его имя, он посылал журналистам записки с выражением благодарности, даже когда излагаемый в статье материал вовсе не был комплиментом в его адрес. Также он посылал открытки на Рождество, а если ему удавалось выяснить, когда у вас день рождения, то по этому случаю вам тоже приходила открытка. Джо получала открытку на день рождения каждый год с тех пор, когда еще совсем неопытной журналисткой впервые написала заметку о семье О’Доннелл. Как Джоанна ни старалась, ей так и не удалось изжить в себе симпатию к Большому Сэму, во всяком случае до конца. С другой стороны, никаких иллюзий по поводу его темных делишек у нее не было.

Когда она позвонила главе клана О’Доннелл домой, в Дулвич, к телефону подошел Комбо, правая рука Сэма, этакий верзила, чьи телосложение и слепая верность боссу делали его похожим на гангстера из голливудских фильмов.

— Перезвоню, — тяжеловесно громыхнул он и повесил трубку.

С таким не поспоришь. Джоанна слышала, что свое необычное прозвище Комбо заработал за то, что дрался, используя невероятные комбинации кулаков, ног и головы. Ее приятно удивило, что всего лишь через десять минут он действительно перезвонил и сообщил, что Сэм встретится с ней на следующий день в «Дьюке». Комбо имел в виду всем известный «Дьюк оф Денмарк», большой шумный паб недалеко от дома Сэма. В маленькой задней комнате за баром у Сэма было устроено что-то вроде приемной. Там же он обделывал и свои дела, оставляя дом исключительно для семьи, а надо сказать, Сэм был примерным семьянином. Джо не удивилась его готовности встретиться с ней, но опять-таки никаких иллюзий на этот счет она не имела. Сэм, наверняка согласился бы дать интервью любой национальной газете. Такой уж он человек.

Когда Джоанна в назначенное время вошла в «Дьюк», Сэм принял ее, как всегда, радушно, но от ее взгляда не ускользнуло, что он потрясен ужасными обвинениями, которые предъявили его старшему сыну. Если бы Джимбо арестовали за что-нибудь другое, Сэм О’Доннелл рассматривал бы это как издержки бизнеса. Его бизнеса. Но изнасилование и убийство гражданского лица всецело противоречило его личному моральному кодексу. Джоанна знала, что Сэм считает себя хорошим, честным злодеем. Но, как бы то ни было, если он беспокоился или расстроился, он явно старался не показывать виду. Во всяком случае, перед ней. Бармен провел Джоанну в темную комнату с деревянными панелями и пожелтевшим от табачного дыма потолком, Сэм с распростертыми объятиями поднялся из своего большого кресла с высокой спинкой, приветствуя ее. Затем он снова уселся в похожее на трон кресло, и Джо заметила, что единственное пятно света — на стене, позади старого главы клана, — слегка напоминает какой-то таинственный, угрожающий силуэт. Сэм любил театральные эффекты.

— Рад вас видеть, Джоанна, — произнес он низким прокуренным голосом, открывая в улыбке очень дорогую работу дантиста.

Его грузную фигуру облегал отлично сшитый, красивый светло-серый костюм. На руках — профессиональный маникюр, на пальцах и запястьях — золотые кольца и браслеты. Джо знала, что Сэму уже под шестьдесят, но его волнистые волосы по-прежнему оставались густыми, хотя их слишком темный цвет выглядел неестественно. Стильная прическа подчеркивала крупные черты лица. Слишком маленькие, глубоко посаженные глаза сверлили взглядом гостью. Любой, кто недооценивал Сэма, совершал большую ошибку. Справа и чуть позади босса стоял Комбо. Сын Комбо, Малютка Джон, — молодой человек, точная копия отца, даже выше и больше его, — стоял в двух шагах за ним. Внешне все выглядело как обычная деловая встреча у Сэма.

Джо совсем не трогала эта хорошо поставленная сцена из «Крестного отца». В конце концов, она пришла сюда всего лишь взять интервью. И хотя у нее не было ни малейшего желания ссориться с О’Доннеллами, она их не боялась: как журналистка, для О’Доннеллов она была последним человеком, кому они желали бы причинить вред.

Сэм закурил большую сигару и предложил Джоанне кофе из серебряного кофейника, стоявшего на столике рядом с ним. Кофе он налил ей в чашечку из костяного фарфора такой тонкой работы, что, когда пьешь из нее, мизинец изящно отгибается сам собой. Все хорошо знали, что в этой комнате Сэм не пьет спиртное, как не пил его и никто другой, пока находился здесь. Если хотелось выпить, предполагалось, что человек пройдет в бар, но только когда отпустит Сэм. Джо знала правила.

— Джоанна, я хочу, чтобы вы написали о моем мальчике, — сказал Сэм, посылая к потерявшему свой цвет потолку густой клуб сигарного дыма.

— Именно за этим я сюда и пришла, — ответила Джо, и они оба почувствовали, что это неправда.

Внешне Джоанна была готова согласиться со всем, что бы Сэм ни говорил. Разве можно оставить «Комет» без этого интервью, раз уж в деле появились О’Доннеллы? Поэтому Джо приготовилась выказывать симпатию, которой у нее, естественно, не было ни к этой семье, ни к затруднительному положению Джимбо.

— Мой мальчик сказал мне, что он ни в чем не виноват, и я полностью доверяю ему, — продолжил Сэм. — Мы, О’Доннеллы, не причиняем вреда простым людям и никогда не причиняем вреда женщинам. Ни один из нас не поступил бы с молоденькой девушкой так гадко, и весь этот сброд, оклеветавший его, отлично знает это. Моего мальчика подставили. Что мы и собираемся доказать.