Правила мести - Кристофер Райх Страница 27

Она была одета в черное с головы до ног: черные джинсы, черная футболка и черные туфли без каблуков. Волосы собраны в конский хвост, щеки раскраснелись, лицо без следов косметики. Она провела рукой по его голой груди.

— Сколько раз я твердила себе, что не стану этого делать.

— Чего — этого?

Она поцеловала его, не закрывая глаз, потом отступила назад и стянула с него рубашку. Не отводя взгляда, расстегнула лифчик, и сбросила его на пол, потом сняла джинсы.

— Как ты проникла внутрь? — спросил он.

— У меня есть ключ от номера.

Это его почему-то не удивило.

— А цепочка?

— Дешевый трюк. Когда-нибудь покажу.

— Обязательно, — сказал он. Дешевый трюк того же рода, что и ее умение разбирать пистолет с завязанными глазами. — Я-то думал, мы увидимся завтра.

— Нарушение дисциплины. Что совершенно непозволительно, сэр. — Эмма легла на кровать, укутавшись простыней. — Кажется, это будет труднее, чем я думала.

— О чем ты?

— О том, что́ должна тебе сказать.

Джонатан повернулся на бок и внимательно посмотрел на жену, на янтарные крапинки в ее зеленых глазах.

— Вот он я, — прошептал он. — Расскажи мне.

Эмма провела по щеке пальцем:

— Я уезжаю.

— Еще месяцев на пять?

— Дольше.

— Ты уверена? Откуда ты знаешь?

— Потому что я должна уехать.

— Ты уже уезжала. Сказала, что надо уладить кое-какие дела, а потом мы встретимся, когда это будет безопасно.

— Я думала, что так и получится.

— Как надолго?

— Не знаю…

— Год? Два?

— Да… Не знаю точно. Не меньше года, а может быть, и дольше. Может быть, навсегда.

Джонатан изучал черты ее лица, выискивая скрытые места, где она прятала свои сомнения, но видел лишь непреклонность: все та же решительная, упрямая женщина, которую он полюбил.

— Должен же быть какой-то иной выход.

— Его нет. И мы оба это знаем.

— Ты говоришь так, как будто от меня что-то зависит. Это твое решение. Твоя проклятая жизнь.

Он отшвырнул простыню и встал с кровати.

— Теперь уже нет. Я обменяла ее на новую десять лет назад.

— Ради чего?

— Ради долга. Ощущения причастности. Потребности внести свой вклад. Ради всего, что движет нами, когда мы присягаем на верность.

— Ты свой долг исполнила, — сказал он, касаясь ее рукой. — И даже больше. Государство должно быть тебе благодарно.

Эмма опустила глаза:

— «Дивизия» получила взбучку за провал операции. Конгресс пытался прикрыть организацию, президент дал им еще один, последний, шанс.

— Последний шанс? Он что, с ума сошел?

— Я ведь тебе рассказывала. «Дивизия» как гидра. Стоит отрубить ей голову, и на ее месте вырастают десять новых. Из нее можно извлекать пользу, и президент не так глуп, чтобы ограничивать свои возможности.

— А ты говорила с ними? С людьми из «Дивизии»?

— Шутишь, что ли?

— Я просто хотел сказать…

— Что ты хотел сказать?

— Мне казалось, что с твоими связями ты могла бы найти способ объяснить, почему была вынуждена не подчиниться их приказам. Они могли бы понять.

— Я отщепенец. Я не просто перестала подчиняться приказам, Джонатан, а полностью вышла из-под контроля. Чуть не пустила ко дну весь их корабль. Я стала для них врагом.

— Но ведь ты не позволила сбить реактивный пассажирский самолет.

— Для них нет никаких «но». К тому же самолет спас ты. Стоит мне только показаться им на глаза, как я тут же получу пулю в лоб. Мне казалось, я тебе все объяснила. Или ты думаешь, что я скрываюсь, как какой-нибудь военный преступник, просто так, ради забавы?

— Извини. Наверное, я не знаю и половины из того, что тебе пришлось пережить.

— Конечно не знаешь. — Эмма перевела дыхание. — Понимаешь, новый директор «Дивизии» — законченный ублюдок. Его зовут Фрэнк Коннор, и он вышел не из нашей среды, то есть не обучался работе в полевых условиях. Вся его карьера прошла за письменным столом, и вот теперь он наверстывает упущенное. Ума не приложу, как выбор мог пасть на него. Он достаточно умен, чтобы понять: его кураторы не позволят ему даже мизинцем шевельнуть, пока он не разберется со мной.

— Там, внизу, его люди?

— Вероятно.

Джонатан чувствовал, что она недоговаривает:

— Что произошло, Эм? Он уже делал попытку? Откуда этот шрам у тебя на спине?

— Разве это имеет значение?

— Конечно имеет.

Эмма поднялась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Ну тогда знай: он уже пытался меня убить. Мы ведь как раз этим и занимаемся: делаем мишенями своих врагов. Находим их, преследуем, а потом, если все складывается успешно, уничтожаем. Разница лишь в том, что на этот раз мишенью стала я.

Джонатан кивнул. Ему хотелось сжать ее в объятиях, но он сдержался.

— Где ты тогда была?

— В Риме.

— Что ты там делала?

— Навещала старых друзей. Во всяком случае, я их таковыми считала. Увы, я ошиблась. Я вышла из садов Боргезе и стояла на углу, ожидая, когда меня отвезут пообедать. Нарушила все правила, написанные в любом учебнике. Осталась одна, без сопровождения, в городе, который плохо знала. Какие-то десять минут человек, охранявший меня, отсутствовал. И как раз тогда появились они.

— Господи Иисусе, Эмма!

— Блейкмор предпочитает орудовать ножом, — небрежно сказала она, проведя пальцем по синевато-багровому шву. — Он забыл, что мне об этом известно. Отделалась двадцатью семью швами и разодранной почкой. Наверное, мне повезло.

— Но как они тебя нашли?

— Благодаря тебе.

— Мне?

— В апреле ты позвонил по телефону. В их системе твой номер был уже зафиксирован.

— Но это невозможно. Я купил телефон в Найроби. Никто мне на него не звонил, кроме коллег из лагеря.

— Я уже тебе говорила. У них повсюду глаза и уши.

— Но это было только раз…

— А им больше и не нужно. Они засекли мой номер, мои координаты по спутниковой системе навигации. Организовали фальшивую встречу. Использовали имя моего старого связного. Знали, что я ему доверяю. Ну и, как я уже говорила, я сама нарушила все правила.

— Прости меня. — Джонатан сел, вконец раздавленный.