Вся жизнь перед глазами - Лора Касишке Страница 27

Диана попыталась натянуть юбку на колени и пожалела, что не надела колготки. Да и юбку надо выбрать чуть длиннее. Но погода стояла такая теплая, что она, не подумав, пошла в короткой юбке, которую любила еще с колледжа.

Впрочем, как знать. Сейчас, сидя под ликом Девы Марии, она поймала себя на мысли, что, возможно, намеренно оделась немного вызывающе.

Но кого она хотела подразнить?

Деву Марию?

Сестру Беатрис?

А она-то утром еще радовалась, что юбка сидит отлично и ноги выглядят гладкими и красивыми. Когда ровно без пятнадцати восемь они с дочкой входили в школу Фатимы, дворник задержался на них взглядом. Да и сестра Беатрис не оставила их без внимания, сжав губы в ниточку.

Диана сдвинулась на краешек детского стула, который ей предложили, и пониже натянула юбку на колени.

На пороге возникла сестра Беатрис с Эммой. Монахиня материнским жестом поправляла воротничок на белой блузке девочки. Вот уж на кого-кого, а на мать она совсем не походила — скорее на ворону, опекающую птенца.

Ни Эмма, ни сестра Беатрис на Диану даже не покосились. Глаза обеих были устремлены на Деву Марию — если не на школьные часы, которые тикали над классной доской. Красная стрелка быстро бежала по циферблату. Пожалуй, слишком быстро.

— Забудем об этом, Эмма, — произнесла сестра Беатрис. — Не всегда есть возможность установить причину зла. Часто оно бывает необъяснимым.

Они ехали, пока Бриар-Хилл не остался позади.

Вокруг тянулись поля, перемежаемые болотами. Может, когда-то эти поля тоже были болотами? На обширных пастбищах паслись стада — овцы стояли совершенно неподвижно, тупо уставившись в землю. Часть из них уже остригли, и у некоторых на пораненной коже виднелись следы засохшей крови.

Девочки миновали сельскую церковь из красного кирпича с витражами, словно сошедшую со страниц старой книжки сказок. Позади нее, за черной кованой изгородью, угадывалось кладбище. Ворота с черными острыми вершинками прутьев были открыты.

— Пойдем почитаем надписи на надгробиях, — предложила одна подруга другой. Ее мать, прежде чем выйти замуж и стать секретаршей на философском факультете, училась в Шотландии, на отделении литературы. Она обожала старину, неплохо разбиралась в антикварных вещах и любила сентиментальные истории с привидениями. Она исходила все старые кладбища в Бриар-Хилле, на которых были похоронены люди, давшие свои имена городским улицам, и иногда брала с собой дочь.

Девочки поставили машину в тени белой остроконечной колокольни с опасно покосившимся крестом и вошли в ворота.

Они были одеты в шорты и открытые топики на бретельках. Без лифчиков. На одной шорты были такими короткими, что открывали розовую татуировку на бедре. Обе не поскупились на косметику: темные тени и темно-лиловая губная помада, особенно заметные на белой коже без следов загара: ни та ни другая никогда не появлялась на солнце без защитного крема. Печальный результат солнечного воздействия они видели на лицах своих матерей, и он им совсем не нравился.

Они шагали, а под ногами у них лежали кости фермеров и переселенцев из Германии, а также их жен и детей.

Девочки никогда подолгу не жили вне города, не ходили в походы и не проводили лето в деревне.

Погребенные на церковном дворе люди при жизни и вообразить себе не могли бы этих изнеженных до мозга костей горожанок, которые, впрочем, тоже не имели ни малейшего представления о своих умерших предшественниках.

Утро выдалось ветреное.

Небо затянули багровые тучи, которые быстро проносились над головой. Наверное, будет дождь. Может, даже гроза, первая за лето, а то и торнадо.

Лучше уж сегодня, чем завтра, подумала Диана. На последний перед летними каникулами учебный день у третьего класса был запланирован поход в зоопарк.

Ветром с деревьев уже сорвало массу мелких веток, которые плотно усеяли землю. Диана ехала в машине, и они хрустели под колесами, как косточки.

Эмма выглядела довольной и счастливой, когда мать поцеловала ее перед уходом. Сестра Беатрис наблюдала, как они прощаются, тенью нависая над ними. Мигрень у Дианы прошла как по волшебству, стоило ей увидеть улыбку дочери.

Эмма смеялась. Она стала прежней девочкой, обыкновенной девочкой, которая о растрепавшихся хвостиках на голове волнуется больше, чем о душе. О том, что сестра Беатрис вызвала мать в школу, она не могла не знать, но Диана с Полом убедили ее, что произошла какая-то ошибка и все разъяснится.

— Ты скажешь ей, что я ничего такого не писала? — спросила Эмма.

— Конечно, милая, — ответил Пол. — Раз ты сказала, что не писала, значит, так оно и есть. Мы тебе верим.

— Клянусь, что не писала! Клянусь всей своей жизнью!

Эмма бросилась в объятия отца, который поверх ее плеча смотрел на жену.

Диана не могла с уверенностью сказать, что выражал этот взгляд.

Неужели он в чем-то ее обвинял?

Неужели думал, что Диана и в самом деле, как вначале решила Эмма, написала этот кошмар и положила листок в рюкзачок дочери? Но зачем?

С какой стати, прости господи, она стала бы делать подобные вещи?

— Конечно, — уверила она дочь. Диана держала сложенный вчетверо листок как разрешение, пропуск или справку от врача. Как индульгенцию.

И все-таки… Кто это сделал и зачем?

— Конечно, я скажу ей, что это чудовищная ошибка. Что ты никогда не написала бы такое сочинение.

Оставив Эмму в школе, Диана поехала домой. Остановилась рядом с гаражом. Велосипеда мужа на обычном месте не оказалось, хотя он в этот день он не преподавал. Она решила, что он отправился в свой офис или в библиотеку. Может, уже пишет план осенней лекции в честь М. Фуллера.

Диана открыла незапертый черный ход и, скинув по дороге туфли, вошла на кухню.

В доме было тихо.

Грязная посуда после завтрака стояла нетронутой.

Снаружи, в небе, сквозь багровые тучи пробивалось тусклое солнце. На кухню через москитную сетку просачивался синеватый свет. Диана включила радиоприемник, стоящий на холодильнике, и принялась за уборку.

Доктор Лаура беседовала с мужчиной, судя по голосу, очень молодым.

«Это несправедливо, я не согласен», — говорил он.

«А что же, на ваш взгляд, справедливо?» — спросила ведущая. Он не ответил.

«Она сказала, что принимает противозачаточные таблетки», — ответил он наконец.

«Хорошо, а вы когда-нибудь спрашивали, что она сделает, если таблетки не сработают?» — спросила доктор Лаура.

«Нет».

«А надо было».

«Я слишком молод, чтобы иметь ребенка».

«Вполне возможно. Но он уже есть, и вам пора взрослеть».