Засуха - Джейн Харпер Страница 28

За то лето Люк очень вымахал, обогнав на полголовы большинство одноклассников, и набрал массу в правильных местах, раздавшись в плечах и в груди. Тем вечером в парке, увидев Люка — волосы Гретчен золотым водопадом переливаются через рукав его куртки, походка враскачку, — Аарон в первый раз осознал, что его друг выглядит как взрослый мужчина. Люк поймал его взгляд поверх головы Гретчен и — совершенно определенно — подмигнул. Аарон уважительно кивнул в ответ. В субботу вечером Гретчен Сконер могла быть в тысяче других мест, и все же вот она, тут, рядом с Люком.

До того у Аарона было мало случав поговорить с Гретчен, и он был приятно удивлен. Она была очень милой и неожиданно остроумной. Она непринужденно болтала, и уже через минуту он смеялся вместе с ней. Неудивительно, что люди сбегались к ней стадами. Она просто излучала радостную энергию, в лучах которой хотелось купаться.

Элли за его спиной тихонько прочистила горло, и Аарон вдруг осознал, что он практически забыл о ее присутствии. Когда он повернулся, в ее взгляде была только снисходительная жалость, но ни малейшего удивления, будто они с Люком только то провалили некий тест, не обманув при этом ничьи ожидания. Его взгляд метнулся от улыбки Гретчен к лицу Элли, на котором застыло холодное выражение; в голове у него завыли сирены, но сигнализация сработала слишком поздно. Он глянул на Люка, ожидая увидеть у него на лице то же внезапное озарение. Вместо этого Люк явно забавлялся, с любопытством наблюдая за происходящим.

На мгновение в воздухе повисло напряженное молчание.

И вдруг Гретчен, послав Элли заговорщическую улыбку, отпустила на редкость стервозный комментарий в адрес одной из бывших подруг Элли. Повисла тяжелая пауза, потом Элли издала короткий смешок. Гретчен довершила дело, передав по кругу пачку сигарет. Они подвинулись, освобождая ей местечко на скамейке, и оно так и осталось за ней — в тот субботний вечер и во все последующие.

— Господи, это же просто человек-джакузи, — прошептала Элли на ухо Аарону позднее в тот же вечер, но улыбки сдержать не могла. Все они только что хохотали над историей Гретчен про то, как один парень постарше признался ей в любви, написав слова прямо на несжатом поле, загубив в процессе весь отцовский урожай. Теперь они с Люком сидели, глубоко погрузившись в разговор; их головы почти соприкасались. Гретчен, опустив ресницы, хихикнула в ответ на реплику Люка, которую Аарон не разобрал. Он повернулся обратно к Элли.

— Мы с тобой можем пойти куда-нибудь еще, если она тебя бесит, — сказал Аарон. — Нам совсем не обязательно тут болтаться.

С минуту Элли взирала на него сквозь завесу дыма, потом потрясла головой.

— Нет. Она ничего, — сказала она. — Немного пустоголовая. Но безвредная.

— Это верно, — Аарон потихоньку вздохнул и взял протянутую ею сигарету. Отвернулся, чтобы прикурить, и заметил, как Люк, приобняв Гретчен за плечи, наклоняется к ней за быстрым поцелуем. Подняв голову, он бросил в их направлении быстрый взгляд. Элли, которая с отстраненным видом созерцала горящий кончик своей сигареты, никак не отреагировала.

Выражение на лице Люка промелькнуло очень быстро, но Аарон все же успел заметить, как тот нахмурился. И тут Аарон подумал, что не он один был слегка разочарован тем, как быстро поладили девушки.

Фальк стоял, привалившись спиной к дереву-скале, и глядел на пыльную реку. Дорожка слева вела к дому Хэдлеров, где стояла его машина. Заросшая тропинка справа убегала прочь от реки, вглубь буша. За прошедшие двадцать лет от нее практически ничего не осталось, но для Фалька тропинка была все равно что вытатуирована в местном ландшафте. Он ходил по ней тысячу раз. Он еще долго стоял под деревом, споря сам с собой, и, наконец, решился. Тысяча раз. Тысяча и один. Какая разница.

До другого конца тропинки Фальк добрался всего за пару минут, но, когда он вышел на открытое место, небо уже приобрело оттенок глубокого индиго. На той стороне поля в сумерках серебристо отсвечивал старый дом. Фальк пустился прямиком через поле, как всегда делал это в детстве. Чем ближе он подходил, тем медленней делался его шаг, пока, наконец, он не замер метрах в двадцати от цели. Во все глаза он глядел на дом, в котором прошло его детство.

Входная дверь, когда-то желтая, была теперь невыразительного синего оттенка. Его это почему-то возмутило. Краска начала осыпаться, дверь вся была покрыта желтыми оспинами, будто прыщами. Ступеньки, на которых он, бывало, возился с игрушками и футбольными карточками, рассохлись и просели с годами. Под лестницей в пожухшей траве уютно устроилась банка из-под пива.

Он подавил в себе внезапный импульс подобрать банку и отнеси ее в мусор. Покрасить дверь. Починить ступеньки. Вместо этого он остался стоять, где стоял. Окна в доме все были темными, кроме одного, подсвеченного голубоватым мерцанием телевизора.

И тут Фальк ощутил острый укол тоски по тому, что могло бы быть, но не сбылось. На верху лестницы, за сетчатой дверью ему вдруг привиделся отец, как он, бывало, стоял вечерами: высокий силуэт в ореоле теплого, льющегося из дома света. Вот он зовет его — пора бросать игру и идти в дом. Пора ужинать, Аарон. Мыться, спать. Давай, сын, заходи. Пора домой. Отец редко заговаривал о его матери, но ребенком Аарон любил представлять, будто ощущает ее присутствие в доме. Он проводил рукой по предметам, которых она могла бы коснуться — краны на кухне, плита, занавески, — и представлял ее на своем месте.

Когда-то они были здесь счастливы, Фальк это знал. По крайней мере, они с отцом. Теперь он смотрел на дом, и перед ним был водораздел, межа, поделившая его жизнь на «до» и «после». Внезапно на него накатил гнев. В основном, на себя. Он вообще не понимал, зачем пришел сюда. Он сделал шаг назад. Просто еще один дом, которому нужен ремонт. Здесь не осталось ничего ни от отца, ни от него самого.

Он как раз поворачивался, чтобы уйти, как сетчатая дверь раскрылась с пронзительным скрипом. На крыльцо шагнула женщина; ее объемистая фигура была подсвечена сзади мерцанием телевизора. Тусклые каштановые волосы забраны в жидкий пучок на затылке; бока переваливаются через резинку штанов. Лицо у нее было того багрово-красного оттенка, какой бывает у женщин, когда социальный алкоголизм у них переходит в бытовой. Она зажгла сигарету и глубоко затянулась, не сводя с Фалька холодного взгляда.

— Чем могу помочь, приятель? — она выдохнула дым, враждебно сузив глаза.

— Нет, я… — Он замолчал, кляня себя последними словами. Ему нужно было заранее что-нибудь придумать. Какой-нибудь предлог, объясняющий, что он делает в темноте под окнами чужого дома. Он вгляделся ей в лицо, на котором было написано подозрение. Но никаких признаков узнавания. Она не знала, кто он. Это было неплохо. На секунду он задумался, не сказать ли ей правду, но тут же отмел эту мысль. Он всегда может продемонстрировать свой значок. Если понадобится, он так и сделает. Но Фальку-полицейскому было стыдно оказаться в подобной ситуации.

— Простите, — сказал он. — Я когда-то знавал тех, кто тут жил.