Минус восемнадцать - Стефан Анхем Страница 3

Тувессон навела камеру телефона на машину перед собой и обнаружила, что съезжает прямо на обочину. Она вскрикнула и изо всех сил нажала на тормоз, отчего машину занесло, и та завалилась на бок. Через долю секунды раздалась какофония сигналящих машин и ревущих грузовиков.

Все кончено – больше ей ничего не пришло в голову. Ее жизнь закончилась, и, может быть, к лучшему. Она все равно только неудачница, от которой за версту несет климаксом и которая позорит честь мундира.

Но ее руки отказывались сдаваться и пытались выравнять машину, одновременно снижая скорость. То же самое касалось правой ноги, которая до упора жала на газ. Словно в невероятной компьютерной анимации ей удалось справиться с управлением. Она во все горло закричала от счастья, но уже через секунду попыталась успокоить себя, повторяя как мантру, что все под контролем.

Теперь до красной машины ей оставалось пятьдесят метров, и, подняв мобильный с пола и опять попытавшись сделать снимок, она увидела, как БМВ притормозил и свернул на съезд в сторону Элинеберга и Роо. Сейчас она его догонит, и тогда берегись.

Из-за нее или из-за пробки до самой развязки, но водитель БМВ передумал и на скорости выехал обратно на трассу, явно нисколько не собираясь замедляться, хотя они направлялись прямо в самый центр Хельсингборга.

И только когда на шоссе Мальмёледен они поравнялись со старым полицейским участком, водитель немного сбросил скорость, хотя красный свет на Садовой улице, судя по всему, его нисколько не трогал. Тувессон никак не собиралась уступать ему и, сигналя, проехала перекресток. И тут она услышала полицейские сирены. Вау, полицейские в форме проснулись. Значит, пора.

В зеркале заднего обзора она увидела, как вплотную к ней подъехала разрисованная машина. Она знаком велела им успокоиться. Нет уж, она не позволит им вмешаться и взять инициативу в свои руки. Она сама должна проучить этого клоуна.

Круглый фонтан высотой примерно в двадцать сантиметров на самом деле не был настоящим фонтаном, а больше напоминал увеличенную летающую тарелку синего цвета из расколотых плиток. Из отверстия посредине вытекала вода, струясь по обломкам кафеля и постоянно омывая всю конструкцию. Астрид Тувессон никогда не нравился этот фонтан, а тем более сейчас, когда словно из ниоткуда возник левый поворот на Портовую площадь. Ничего не помогло, хотя она отшвырнула мобильный и попыталась выкрутить руль.

Высота и скругленный край прекрасно сработали вместе с углом приложения силы и скоростью «короллы», которая в результате перевернулась на бок и поцарапала крышу о плитку. Когда машина, проехав несколько метров, словно беспомощный жук на спине, остановилась прямо на велосипедной дорожке, Астрид отстегнула ремень безопасности и выкарабкалась из салона.

Проклятие… В голове стучало, а в глазах… Не то двоилось, не то просто рябило, она не знала. Во всяком случае, ничего хорошего. Он уйдет. Она чувствовала, что этот гад просто продолжит идти по жизни, словно ничего не случилось. Словно это всего лишь проклятая игра.

Она посмотрела вслед красной машине, которая собиралась взять вправо в сторону Королевской улицы, а потом, вероятнее всего, повернуть еще два раза направо, чтобы поехать в противоположном направлении. Но БМВ вовсе не свернула, а продолжала ехать прямо вперед мимо ночного клуба, расположенного в старой паромной станции, и дальше к кромке набережной.

Что он делает? Астрид побежала по булыжникам к набережной. Перед глазами ходило ходуном, словно был праздник середины лета, и она пошла ва-банк, играя в пьяную лапту. Несколько раз она чуть было не споткнулась и поняла, что, наверное, ударилась головой куда сильнее, чем думала. Но это подождет.

БМВ перемахнул прямо через кромку набережной и пролетел несколько метров по воздуху, пока не ударился о воду. Тувессон продолжала бежать, теперь видя, что с разных сторон туда же спешили люди, собираясь вместе. Сама она остановилась за несколько метров до цели, перевела дух и откашлялась.

– Внимание, полиция, – произнесла она, стараясь придать своему голосу командные нотки. – Мы будем ставить оцепление, поэтому попрошу вас отойти как минимум на двадцать метров в сторону!

Большинство повернулось к ней.

– Да, я к вам обращаюсь! Давайте разойдемся как можно быстрее, – продолжила она, жестикулируя обеими руками.

Почти все расступились, и теперь она увидела, как задняя часть машины исчезла в темной воде.

– Вас это тоже касается. – Она показала на последних задержавшихся зевак, которые не хотели трогаться с места, и сама подошла к кромке набережной.

От водителя и след простыл. Во всяком случае, видно было только множество пузырьков, поднимавшихся на поверхность. По-хорошему, ей бы надо было прыгнуть, но она не справится. Она никогда не чувствовала себя комфортно в воде, и к тому же она…

– Астрид Тувессон? – Она вздрогнула и почти потеряла равновесие, повернувшись к полицейскому в форме. – Могу я попросить вас дыхнуть вот сюда? – Он протянул ей алкотестер.

Теодор Риск забрался на скамейку, сел на спинку и оглядел пустой школьный двор, выуживая сигарету из пачки вопреки табличке, гласившей, что курение запрещено на всей территории школы. Он надел красные наушники Beats, которые отец подарил ему на Рождество, и нашел в мобильном песню Ace of Spades группы Motörhead. Еще минута, и спокойствие все равно будет нарушено – его одноклассники с криком выбегут во двор после сдвоенных занятий по физкультуре.

Сам он провел последний час у психотерапевта, которая, как обычно, болтала о том, как для него важно быть в коллективе и иметь друзей. Входить в сообщество, выражаясь красивым языком. Как всегда, он с трудом сдержал рвотные позывы – его тошнило от нее и ее уродского сконского диалекта. Черт возьми, до чего же он ненавидел этот говор губернии Сконе. Из всех диалектов этот без сомнения был самый мерзкий. Но каждую неделю он сидел на приеме, как лоботомированный болванчик, и выслушивал банальности.

Как важно, чтобы Теодор раскрылся и рассказал, каково ему в самой глубине его потайной комнаты. «Потайная комната» – ее любимое выражение номер один. «Давай войдем туда вместе», – иногда говорила она на своем тягучем говоре и протягивала руку, словно на полном серьезе ждала, что он возьмет ее. Как будто, если он впустит ее вовнутрь, она по-настоящему сможет ему помочь. Он вдохнул дым и покачал головой от одной только мысли. Словно кто-то когда-то сможет ему помочь.

И все же первые месяцы он слушался ее вплоть до запятой. Он рассказывал точно так, как оно есть, что он думает и чувствует. Об отношениях со своим отцом, который на полном серьезе считает, что дети у него на первом месте, хотя на самом деле его никогда нет, когда он нужен. О предательстве, когда его оставили одного дома на несколько суток. Это предательство все еще ощущалось, как открытая рана, но оно замалчивалось, словно его никогда не существовало. Теодор рассказывал о приступе паники, когда его заперли в помещении величиной с гроб, и о страхе умереть, как только кончится кислород. Как он думал, что все кончено.