Вечная месть - Крейг Расселл Страница 3

Он отошел еще, увеличивая расстояние между ними. При этом он нервно поглядывал по сторонам, и темноволосый мужчина проследил за его взглядом. Ничего не увидев, он тем не менее ощутил тревогу и сжал в ладони лежащий в кармане пистолет Макарова.

Голландец снова заговорил, и глаза его стали теперь совершенно дикими.

— Мне очень жаль, Франц… Прости…

Развернувшись, он побежал прочь.

Дальше все произошло в считанные секунды, хотя, казалось, само время застыло.

Голландец на бегу орал что-то кому-то невидимому. Железнодорожный рабочий ринулся к женщине с мальчиком, сжимая в вытянутой руке пистолет. Почтенная домохозяйка с удивительной ловкостью припала на колено и выхватила из-под пальто оружие. Прицелившись в темноволосого мужчину, она заорала, приказывая ему заложить руки за голову.

Темноволосый резко обернулся в сторону женщины и мальчика. Та быстро сунула руку в сумку, и ее боковая сторона отвалилась, разорванная очередью из пистолета-пулемета «Хеклер и Кох МП5», который, как стало ясно, она прятала там. Одновременно женщина резким толчком отшвырнула мальчика в сторону на землю. Очередь прошила человеку в форме железнодорожного рабочего грудь и разнесла лицо.

Блондинка развернулась, наводя пистолет-пулемет, по-прежнему находящийся в разорванной сумке-макраме, на женщину-полицейского, переодетую в домохозяйку. Та мгновенно перевела пистолет с мужчины на блондинку и дважды выстрелила. А потом еще дважды. Пули попали матери мальчика в грудь, в лицо и в лоб, и та умерла раньше, чем успела рухнуть на платформу.

Мужчина видел, как погибла блондинка, но времени скорбеть не было. Он слышал крики десятка бойцов спецназа в касках и бронежилетах, высыпавших на платформу из здания станции и откуда-то из-за него. Некоторые сердито приказывали жестами голландцу убраться с линии огня. Женщина снова навела пистолет на темноволосого. Тот судорожно пытался вытащить из кармана «Макаров», и когда наконец достал, то не стал целиться ни в женщину, ни в других бойцов спецназа.

Первая пуля, выпущенная противницей, ударила его в грудь как раз в тот момент, когда он разнес выстрелом затылок голландца.

Франц Мюльхаус — Рыжий Франц — известный анархист и террорист, чье бледное лицо смотрело на перепуганных обитателей Западной Германии с плакатов «Разыскивается» от Киля до Мюнхена, — упал на колени, руки безвольно повисли. Пистолет Макарова выпал из разжавшихся пальцев, а подбородок опустился на залитую кровью грудь.

Умирая, он еще успел увидеть мутнеющим взором бледное личико своего сына с округлившимися глазами и раскрытым в безмолвном крике ртом. И каким-то непостижимым образом уже почти мертвый Рыжий Франц Мюльхаус нашел в себе силы выдохнуть с последним вздохом одно единственное слово: «Verräter…» — «предатели…».

Лист, остров Зюльт, 200 километров северо-западнее Гамбурга

Это было мгновение, которое ему хотелось бы остановить навечно.

Его чувства охватывали каждый уголок земли, моря и неба над ним. Он стоял босой и ощущал сухой песок под пятками и между пальцами ног. И ему казалось, будто это место, этот миг — все, что он помнит о себе. И он думал, что здесь, в этом месте, нет ни прошлого, ни будущего. А есть только этот идеальный момент. На острове Зюльт, длинном и узком, расположенном в Северном море, не было ни скал, ни возвышенностей, чтобы укрыться от задувающего под высоким небом ветра. Ветер проносился над островом в сторону простиравшегося за ним куда более солидного побережья Дании.

Мужчина стоял у кромки воды, и ветер протестовал против его присутствия, яростно теребя хлопковые штаны, пытаясь оторвать завязки и воротник рубахи, ероша и бросая в глаза светлые волосы. Он обдувал лицо и щекотал кожу, пока мужчина смотрел на бегущие по бескрайнему бледно-голубому небу пушистые облака.

Йен Фабель был чуть выше среднего роста, лет сорока, но в его худощавой угловатой фигуре и развевающихся светлых волосах присутствовало нечто неуловимо детское. Его светло-голубые глаза, обычно светившиеся умом и весельем, сейчас превратились в узенькие щелочки на усталом лице, которое он подставил яростному ветру. Его лицо было загорелым и небритым, и, если нечто ребяческое в его позе напоминало о том юнце, каким он был когда-то, то серебристые вкрапления в его трехдневной золотистой щетине намекали на приближающуюся старость.

С дюны у него за спиной спустилась женщина. Такая же высокая, как и он, в рубашке и белых льняных штанах. Тоже босоногая, она держала в руке черные сандалии. Ветер обвился и вокруг нее, прижимая к телу льняные брюки, обрисовывая все его изгибы и дерзко развевая длинные темные волосы. Фабель не видел приближения Сюзанны. Она бросила сандалии на землю и обвила его сзади руками. Обернувшись, он поцеловал ее, а потом они снова повернулись лицом к морю.

— Я тут как раз думал, — проговорил он наконец, — что, оказавшись здесь, можно запросто забыть, кто ты есть. — Посмотрев вниз, он ковырнул пальцем ноги песок. — Все было чудесно. Я так рад, что ты поехала со мной. Жаль только, что завтра нужно отправляться в обратный путь.

— Все было чудесно. Правда, чудесно. Но, к сожалению, нам надо возвращаться к нашей жизни… — Сюзанна утешающе улыбнулась. Она говорила с легким баварским акцентом. — Если только, конечно, ты не собираешься поинтересоваться у брата, не нужен ли ему еще один официант.

Фабель глубоко вздохнул и на секунду задержал дыхание.

— А может, это было бы не так уж и плохо? Не иметь дела со всей этой грязью, избавляться от постоянного стресса.

— Ты точно никогда не работал официантом! — рассмеялась она.

— Я бы мог заняться чем-нибудь еще. Чем угодно.

— Нет, — усмехнулась она. — Я тебя знаю. Ты начнешь скучать по своей работе максимум через месяц.

— Может, ты и права, — пожал плечами он. — Но здесь я чувствую себя другим человеком. Кем-то, кем предпочел бы быть.

— Так всегда на отдыхе…

Порыв ветра бросил Сюзанне волосы в лицо, и она отбросила их назад.

— Нет. Все дело в этом месте. Зюльт всегда был для меня чем-то особенным. Я помню, как впервые приехал сюда. У меня мгновенно возникло ощущение, что я знаю это место всю мою жизнь. Именно сюда я приехал, когда меня подстрелили. — Фабель невольно потер левый бок, будто желая убедиться, что полученная лет двадцать назад рана в конце концов действительно зажила. — И думаю, что это место с тех пор всегда ассоциируется у меня с обретением здоровья. Ну и, наверное, ощущением безопасности и спокойствия… А мир, в котором мы живем, — Фабель махнул рукой в сторону невидимого отсюда побережья Европы, — меня пугает. А тебя нет?

— Иногда, — кивнула Сюзанна. Обняв его, она положила ладонь на его руку, которой он по-прежнему потирал старую рану, и поцеловала его в щеку. — Я начинаю замерзать. Пойдем поедим…