Тысячи лиц Бэнтэн - Айзек Адамсон Страница 3

— Та еще кадрица, а? — заговорщицки сказал он. — Не считая этой штуки на носу.

Не знаю, что такое кадрица. Я глянул на часы, вспомнив, что слышал краем уха — мол, судороги в среднем длятся пару минут. Толку чуть, я же все равно не знал, когда начался приступ. Мы глядели на девушку в белом платье, а та потихоньку перестала дрожать, мышцы расслабились, и она вытянулась на полу. Она глубоко спала. Безумная музыка заиграла еще громче и быстрее, распухая в крещендо. Я заметил, что Гомбэй и менеджер не просто смотрят, а прямо-таки бессовестно пялятся. Проследив за взглядом Гомбэя, я понял, что псу под хвост все мои усилия сохранить девичью благопристойность. То-то они так вылупились.

Тут в кадр протолкнулись четверо парней в бледно-зеленых униформах — команда «скорой». Они спросили у меня, что произошло, и я рассказал. Их главный заявил, что с девушкой все будет путем, только не надо ее будить. Наверняка через несколько секунд сама проснется. Так что мы не стали ее будить. Я рассматривал ее родинку. Я пытался не смотреть, но куда бы я ни кинул взгляд, глаза все равно возвращались к родинке.

Прошло двадцать минут.

Медики занервничали. Двое со щелчком натянули латексные перчатки и стали проверять у девушки пульс. Двое других исчезли и через несколько секунд вернулись с каталкой, но та оказалась слишком широкой и не пролезала между автоматами патинко. Проползло еще десять минут. Наконец медики решили, что лучше бы отвезти девушку в больницу. Осторожно уложили ее безвольное тело на носилки, привязали вместе с сумочкой и унесли прочь. Выволакивая ее из зала, все четверо протискивались между автоматами, подняв носилки над головой. Мужчины в зеленом, несущие белую фигуру сквозь клубы сигаретного дыма и гул музыки. Точно похоронная процессия из параллельной вселенной.

А игроки в зале так ничего и не заметили. Всё крутили рукоятки, словно так и надо. Когда парни из «скорой» ушли, мы трое — Гомбэй, менеджер и я — переглянулись, потом посмотрели туда, где лежала девушка. Там бесцельно перекатывалось несколько блестящих шариков. Кроме них, остались еще мои ботинки.

— Думаешь, оклемается? — спросил Гомбэй.

— Конечно, — ответил я. — Все будет нормально.

В чем я не был уверен. Я мало что знаю о судорогах, но наверняка девушка должна была проснуться еще до того, как ее унесли. Тут закончилась песня, и на долю секунды зал погрузился в тишину, если не считать металлического шороха автоматов. А потом воздух взорвался очередным синтезаторным смертоубийством. Новая мелодия звучала точь-в-точь как предыдущая, только в этой были «дзинь-дзинь» вместо «бип-бип». Может, в наши дни это считается вообще иным музыкальным жанром.

По-прежнему глядя в пол, менеджер закурил.

— Пошлю-ка я сюда механиков, пусть разгребут этот бардак.

С этими словами он развернулся и потрусил на поиски шмелей.

Буквально через две секунды Гомбэй рухнул на пол и принялся собирать шарики. Сперва я решил, что он помогает менеджеру навести порядок. Но потом заметил, что Гомбэй не складывает шарики в корзинку, а запихивает в карманы потрепанного плаща.

Гомбэй глянул на меня снизу вверх, и, по-моему, в глазах его мелькнула грусть. Отстраненное осознание того, что тырить беглые шарики довольно-таки паскудно. Может, я и ошибся. Гомбэй в ловушке у собственного лица: судя по вечной его гримасе, в мозгу у него бродят исключительно мягкие и приятные мысли.

На всю восточную Японию, плавя все рекорды, обрушилась жара, а в огромном Токио она возрастала, как и все остальное. Промышленные миазмы, выхлопные газы, мили асфальта, поглощающего солнечный свет, воздух из бесчисленных кондиционеров и тепло тел примерно двадцати миллионов людей — все это помогло солнцу стать еще на несколько градусов жарче. По идее начало июля — сезон дождей: стопроцентная влажность и ливни каждый день с вероятностью девяносто процентов. С тех пор как я приехал, влажности хватало, вот только она отказывалась превращаться в дождь. Мои потовые железы восприняли засуху как личный вызов и вовсю старались затопить город собственными силами, когда я вошел в вестибюль отеля «Лазурный».

Отель «Лазурный» с синим цветом и рядом не лежал. Он планировался как морской отель и должен был стать частью проекта «Морской парк „Одайба“» — искусственного острова, отчасти выстроенного из мусора в Токийском заливе. Отель собирались возводить рядом с Морским научным музеем, и инвесторы решили наизнанку вывернуться, но превратить саму гостиницу в аттракцион — мини-версия «Морского Мира» [3]с обслуживанием номеров. Но тут встряли какие-то теневые, невероятно сложные закулисные сделки, связанные с недостроенной площадкой для гольфа в пригороде, проблемами с банковскими кредитами и пустым офисным небоскребом в сотнях миль от Токио, в Осаке, так что инвесторов отеля «Лазурный» с Одайбы выперли.

Проблема была в том, что они уже заключили контракты с архитекторами, строительными компаниями, дизайнерами интерьера, поставщиками аквариумов и экзотических рыбок и так далее. Разрыв контрактов означал бы нарушение гармонии и потерю лица по-крупному, не говоря уже об огромных убытках. Решив не отказываться от своих планов, спонсоры отеля выбрали новое место, в районе Кёбаси. И вот так морской отель очутился рядом с центром Токио, на приличном расстоянии от соленой воды.

Все это я узнал вчера от Моржа. Морж был не дурак потрепаться.

Я вытер пот со лба и нажал кнопку на конторке портье. По вестибюлю разнеслись первые семь нот «Морячка Пучеглаза» [4]на фоне шума волн. Слушая искусственный прибой, я глядел на сотни маленьких серебристых каракатиц, снующих туда-сюда в массивном аквариуме за конторкой. Все движения абсолютно гармоничны, каждый моллюск плывет синхронно со всеми остальными, никаких отстающих, никакого выпендрежа. Чисто японское видение идеального подводного общества.

— Добрый вечер, господин Чака, — произнес Морж, выныривая из задней комнаты.

Морж — это гостиничный управляющий, на нем сшитая на заказ униформа с тугим высоким воротником, эполетами и орденскими планками. Такую надел бы пронафталиненный прусский морской офицер в день парада. Среди нарядных ленточек и дешевых медалей почти затерялась табличка с именем владельца — адмирал Хидэки.

— Добрый, Морж.

— Простите?

— Адмирал, — поправился я. — Добрый вечер, адмирал.

Под носом у него, почти закрывая губы, скрючились усы с проседью, размером с волосяную накладку. Адмирал он там или кто, пока у него эти усы, я про себя смогу называть его только Моржом.

— Надеюсь, вас все устраивает в отеле «Лазурный»?

— Угу. Спокойное плавание.